– Здрасте-здрасте! – произносит он. – Это никак вы? Вы тоже работаете по субботам, да уж, куда мы катимся, работы невпроворот, проще было бы взять и поселиться здесь, ха-ха. Было бы неплохо отправиться в отпуск и передохнуть.
Но поскольку до отпуска еще далеко – сейчас только середина мая, – очевидно, что теперь мой черед поинтересоваться, куда он собирается. Я не из тех, кто отказывает окружающим в маленьких радостях, мне ведь известно как из разговоров в столовой, так и из «Фейсбука», что Бунтарь любит путешествовать, поэтому я спрашиваю:
– Отпуск, как же. А куда вы собираетесь на этот раз?
Я слушаю, глядя ему в глаза, и думаю: как же я не люблю эти светские беседы. Все эти общие слова.
За общими фразами и вежливыми словами можно спрятаться. Особенно после тяжелых консультаций с агрессивными, вечно недовольными пациентами я, бывает, стою в дверях, улыбаюсь и говорю
Всего доброго!
Скорейшего выздоровления!
Когда я закрываю дверь, я уже улыбаюсь широко и искренне.
«Просто детский сад», – говорит Туре.
Они первыми начали, отвечаю я.
Я все еще стою и участливо слушаю Бунтаря – именно так женщины обычно внимают пожилым мужчинам, так же слушают маленького ребенка, который чем-то расстроен. Я часто замечаю, с каким рвением пожилые мужчины общаются с более молодыми женщинами, а женщинам моего возраста, в свою очередь, не может не льстить, что с ними заигрывает мужчина, пускай и пожилой, но все еще способный ходить без посторонней помощи и к тому же работающий. Бунтарь отказывается выходить на пенсию, ведь он ощущает острую потребность приходить в клинику и в субботнее утро стоять в коридоре и громко и безудержно вещать о том, что все его семейство – дети, невестки, зятья и внуки – поедет по Европе на поезде; а из моего рта слова ободрения вырываются невольно, словно неосознанный выдох, ведь мои архетипические аппетиты – держаться вожака стаи – сейчас равны нулю.
Во всем этом активном слушании, зрительном контакте и кивании есть что-то от снисходительности и превосходства, от тяги оказывать помощь; да, в особенности женщинам нужно обуздывать свое извечное желание обо всех заботиться, оно никому не идет на пользу.
– Вот это да, как здорово, – говорю я, – все семейство в одном поезде, неужели, не думала, что такое возможно, ночной поезд от Мальмё до Берлина, завтрак в Берлине.
Ноги затекли, но я удерживаю зрительный контакт и продолжаю кивать. Всякий раз, когда я переминаюсь с ноги на ногу и делаю вздох, чтобы сказать: «Прекрасно, желаю вам отлично поездки!», он вычисляет мои намерения и тут же произносит что-то еще, на что мне снова нужно среагировать:
– Вот как, значит, на отрезке Берлин – Прага вы забронировали собственное спальное купе, замечательно, и у вас запланирован целый день в Берлине, да вы собираетесь посетить как минимум пять музеев, замечательный план.
Слова Бунтаря растворяются и сливаются в неразборчивое щебетание, от которого у меня щекочет в ушах, и в том момент, когда уже кажется, что я вот-вот упаду в обморок, мучениям наступает конец.
– Всего доброго и хороших выходных! – кричит он мне вслед.
– Взаимно! – отзываюсь я.
Оказавшись в безопасности, я еще некоторое время хожу по кабинету кругами, чтобы успокоиться, а затем наконец присаживаюсь и делаю глоток Litago.
18