По эту сторону зла

…ни свет ни заря меня разбудил адъютант военного коменданта и попросил немедленно явиться в штаб. Военный комендант сообщил мне, что получил приказ поднять гарнизон по тревоге, но он не решается так поступить, опасаясь, что это приведет к мятежу. Пока мы беседовали, пришла телеграмма, что Ганновер захвачен мятежниками и они стекаются в Берлин, где уже создано красное правительство.

Я решил, что нужно поспешить с отъездом Пилсудского, пока волна революции не захлестнула Магдебург, и помчался в крепость. Пилсудский уже собрал вещи и поджидал меня во дворе, куда его вывела охрана. Долгое сидение в тюремной камере сделало его еще более хмурым, чем он был на линии фронта.

Я объяснил, что могу способствовать его освобождению и отъезду на родину, если он письменно обещает не переходить со своими легионами на сторону Антанты. Писать Пилсудский отказался, но готов был дать свое честное дворянское слово. Я решил этим удовлетвориться, чтобы не осложнять и без того сложную ситуацию. К счастью, мы с ним друг другу доверяем. Адъютант коменданта помог вынести чемоданы Пилсудского, мы сели в мою машину и через несколько часов прибыли в Берлин, откуда он беспрепятственно отправился в Польшу.

Петра

Выйдя с платформы, с которой поезд увез Пилсудского в Варшаву, граф Гарри вздохнул с облегчением: «Слава богу, с Польшей я покончил!» Но уже через неделю он понял, что был не прав — как он ни старался убежать от Польши, она опять его настигала.

А пока, довольный завершением нелегкой задачи, он расслабился и решил по дороге домой взглянуть на императорский дворец, по слухам, разграбленный разъяренной толпой. Те же слухи утверждали, что император чудом вырвался из рук мятежников, отрекся от престола и скрылся неизвестно куда, спасая свою жизнь.

Хотя приближались сумерки, но на дворцовой площади было еще достаточно светло, чтобы заметить кучки людей, несущих и волочащих какие-то вещи, скорее всего, украденные из бесхозного дворца. Гарри вошел через проем, оставленный сорванной с петель дверью, и с печалью оглядел изувеченные парадные залы и чуть не прослезился — смотреть на них не хотелось. Лучше пройти в личные покои кайзера, чтобы понять, каким он был, последний Гогенцоллерн.

То, что Гарри обнаружил в покоях кайзера, огорчило его больше, чем общий разгром и разорение. Остатки любимых картин последнего Гогенцоллерна говорили о его низменном обывательском вкусе, обломки его кресел свидетельствовали об отсутствии у монарха даже ничтожного представления о прекрасном, осколки его зеркал отвергали малейшую надежду на его понимании мира. И этот жалкий человек правил великой империей! Неудивительно, что он эту империю погубил. Гарри со вздохом покинул разоренный дворец, но отдохнуть ему не пришлось.

Через пару дней его неожиданно пригласили в министерство иностранных дел нового сомнительного правительства и предложили немедленно отправляться в Польшу в качестве посла.

— Посла? — не поверил он. — Разве там нет нашего посла?

— Был до вчерашнего дня, но его оттуда выставили. Похоже, что поляки стали ненавидеть нас не меньше, чем русских.

— А чем я могу помочь? — задал вопрос Гарри, уже догадываясь, куда клонит новоиспеченный министр. И тот не обманул его ожиданий:

— Все знают, что у вас особые отношения с этим упрямцем Пилсудским. Мы очень просим вас немедленно отправиться в Польшу.

— Почему немедленно?

— Разве вам неизвестно, что наша армия в Польше и Украине взбунтовалась и дружно рвется обратно на родину? А поляки их не выпускают и не разрешают пройти через свою территорию. Так что нам грозит новая кровопролитная война, тем более что наши солдаты утомлены и дезорганизованы. Я уже не говорю о полмиллионе немцев, живущих в Польше, — их просто перебьют.

— Но у меня нет никакого дипломатического опыта!

— Странно! Я слышал, что вы неплохо поработали в Швейцарии.

— Там была совсем другая работа!

— Я догадываюсь, что другая, — усмехнулся министр. — Но я уверен, что вы и тут справитесь. Так что, вы готовы ехать?

— Разве у меня есть выбор, если вы грозите новой кровопролитной войной?

Отрывки из дневника графа Гарри

Варшава, 20 ноября

Меня с вокзала привезли в отель «Бристоль» на польской военной машине, которая выглядит как бывшая наша с намалеванным на ней красным польским орлом. Не успел я распаковать чемодан, как явился представитель немецкого верховного командования и стал жаловаться на Солдатский совет, позволивший полякам захватить наш склад амуниции, нашу сырьевую базу, лошадей и дорогую конторскую мебель. Совет сам присвоил себе звание комиссии по ликвидации и назначил всем своим членам высокое жалованье.