Наблюдая, как на щеках Элизабет вспыхнул счастливый румянец, граф не выдержал:
— Поздравляю с очередным преданным почитателем! — съязвил граф. — Кто еще стоит там в списке бандитов?
— Только не притворяйся, дорогой Гарри, что ты не имеешь отношения к этому спектаклю! Кто перевел пьесу? Кто уговорил режиссера и композитора? Кто нашел художника сцены? Ведь не я же!
— Я старался ради искусства, а не для угождения кровавым тиранам!
— Но что делать, если кровавые тираны ценят искусство и не лишены чувства благодарности?
Пытаясь скрыть огорчение, Гарри начал нервно шагать по залу, вглядываясь в экспозицию, — ему все время казалось, что чего-то недостает. И вдруг он увидел: изящный стеклянный ящик, содержащий самый ценный экспонат, личную трость Фридриха Ницше, был пуст.
— Трость Фридриха украли! Уж не твои ли это ночные визитеры? — воскликнул он. — Нужно срочно сообщить в полицию!
Элизабет втянула голову в плечи и прошептала:
— Ее не украли. Я подарила ее одному человеку…
— Ты подарила одному человеку главную материальную ценность Архива? Я, кажется, догадываюсь, кто этот человек, да?
— Да, Гарри, да! Он сказал, что это будет его путеводный посох, указывающий ему дорогу в истории.
Гарри схватился за голову:
— Ты связала светлое имя своего брата с самой грязной колесницей в истории Европы!
— Не сердись, Гарри, не сердись! Может быть, ты не прав и колесница герра Адольфа проложит самый светлый путь для нашей страны!
Граф Гарри услышал трепет слез в голосе Элизабет и понял, что спасения нет — она готова вручить славное имя брата в чужие руки, в руки людей, с которыми у Гарри нет и не может быть ничего общего. Значит, пришла пора разлуки — сорок лет они дружно шагали плечом к плечу на защиту Архива, а теперь жестокий ветер современности стремительно отдаляет их друг от друга. Что же, всему приходит конец!
Элизабет тоже почувствовала приближение конца и прошептала сквозь слезы:
— Не покидай меня, Гарри, не покидай! Какая разница, кто поддерживает мой Архив? Наша многолетняя дружба важней!
Гарри испугался, что она зарыдает, а он терпеть не мог драматических сцен. И чтобы не допустить развития драмы разлуки, ловко перевел разговор на другие рельсы. Он спросил Элизбет, каким человеком ей показался Адольф Гитлер после проведенного с ним вечера. Она задумалась и осторожно сказала, что он не политик — он больше похож на лидера религиозного, чем политического.
— Что ж, Лиззи, у тебя всегда была замечательная интуиция. Может быть, ты и права.
Очень скоро он убедился, что ошеломительный успех Гитлера нельзя объяснить его политическим искусством, его влияние на людей скорее выглядело гипнотическим, порождающим именно религиозный экстаз.
Петра
Сегодня уже можно с уверенностью утверждать, что Гитлер был лидером именно религиозного толка, а не политического. Иначе трудно объяснить стремительное увлечение миллионных масс идеями нацизма. После каждой его речи на многолюдных стадионах количество сторонников фашизма резко увеличивалось. Причем киносъемки выступлений Гитлера совершенно не объясняют того странного экстаза, который охватывал сотни тысяч его слушателей.
Но это было вначале, при его восхождении. Однако вскоре после первых успехов харизматического вождя не менее существенным стал фактор силы и жестокости.
Из дневника графа Гарри
Улицы Берлина заполнены тысячами молодчиков, приверженцев нацизма. Они, громко крича «Хайль!» и распевая любимые песни, маршируют к Рейхстагу. Геббельс произносит речь с грузовика, припаркованного на Вильгельмштрассе. В полицейских, которые пытаются заблокировать движение нацистских колонн, летит град камней. Стражи порядка в конце концов пускают в ход дубинки. Кого-то уносят на носилках. Наш швейцар, убежденный нацист, кричит, что полиция за это еще заплатит.
Назавтра Гинденбург отказывается назначить Гитлера канцлером. В ответ на это был разогнан Рейхстаг.