В японских кинофильмах, как правило, больше вкуса и такта, однако одного вкуса, видимо, мало, чтобы полностью изгнать тенденции Голливуда. Гангстеров и убийц, в них иногда не меньше, чем в наихудших голливудских образцах. В одном из японских фильмов, «Мосура», великолепно снятом, с блестящими натурными и павильонными съемками, показаны массовые убийства, уничтожение целых городов, крушение цивилизации. Мифическое существо Мосура, действующее в фильме, уничтожает все подряд, убивает все, что можно убить, разрушает все, что можно разрушить. Блуждающая камера выхватывает из общего хаоса то рассыпающиеся, как кубики, этажи небоскреба, то искореженные железные скелеты фабрик и заводов. На трехсотметровой высоте начинает дрожать верхняя часть Токио-тауэр, и вслед за этим со страшным скрежетом рушатся ее железные опоры, одна за другой летят вниз окрашенные в красный цвет металлические фермы. Грохот разрушения сменяется тишиной, мертвой тишиной, на смену которой не придет шум созидания и кипение жизни. Над пустынным, мертвым Бродвеем, свисая с полуразрушенного здания, раскачивается и скрипит железная балка…
Фильмов подобного плана немало появляется в последнее время.
Японцы делят свои фильмы на несколько тематических категорий, под рубрику которых можно с известными скидками подвести любой фильм. Правда, под какую рубрику подвести «Мосура», я затрудняюсь сказать. Может, он должен относиться к боевикам со «сверхужасами», а может, к серии «гэндайгэки» — к ней относят все фильмы о современной Японии, о событиях, происходящих в наши дни.
К «гэндайгэки» принадлежит множество фильмов о молодежи. Однако социальных тем, как правило, эти картины не поднимают, тон их слезливо сентиментален. Есть и комедийные фильмы, их даже очень много. Но в большинстве случаев — это пошловатые, бездумные историйки. Очень редко встречаются произведения мастера, для которого смех — острейшее оружие. К таким редким фильмам можно отнести сделанную в 1962 году режиссером Дзэндзо Мацуяма картину «Бесцельная история» с известным комедийным актером Кэйдзи Кобаяси. Фильмы исторические, о которых речь шла выше, называются «дзидайгэки». Поскольку они в лучшем случае имеют лишь косвенное отношение к истории, в них часто вводятся сцены, характерные для других категорий — «гянгу эйга» и «чамбара» — боевики о самураях и фильмы с фехтовальными сценами. Особенно много подобных фильмов выходит из павильонов фирмы «Тоэй». Почти каждый из них несет весьма ощутимый отпечаток «вестернов». Скачки и любовные приключения перемежаются с бесконечными эффектными сражениями. Молодой самурай в течение всего действия орудует мечом. Недаром слово «гянгу» в названии «гянгу эйга» соответствует фонетической передаче звука ударющихся клинков, сабель, мечей. Среди исторических фильмов есть и такие, которые, претендуя на документальность, часто с подделкой под хронику, служат разжиганию шовинизма и националистического духа.
Но в основе деления на категории лежат все же чисто внешние признаки. Гораздо важнее то, что картины, подобные «Мосура», указывают на глубинные, подспудные процессы, происходящие в японском кино, процессы, прямо перекликающиеся с тенденциями современного западного искусства.
Гибель целых народов, стран, крушение цивилизации — темы не случайные. Появление их определяется историческими и социальными причинами, особенностями современного капиталистического строя, создающими у людей страх перед будущим, неверие в силы человека и общества, усталость и разочарование.
На кинофестивале в Каннах была присуждена премия японскому фильму «Женщина песков». Фильм претендует на глубокий психологический анализ, но этот анализ часто подменяется натуралистическим изображением взаимоотношений героев. При этом и плавность повествования, и развитие сюжетной линии приносятся в жертву «глубинным» заходам в дебри психоанализа.
Фильм сделан в очень модном на Западе ключе так называемой дедраматизации, или «потока жизни». «Женщина песков» — не первая картина, снятая в этой манере, сводящей изображение жизни как бы к простой констатации фактов. Лицо художника, его отношение к происходящему, его позиция начисто снимаются, ибо он превращается в простого фиксатора событий. Теория дедраматизации не так уж безобидна, если учесть, что она весьма воинственно служит защите системы нравственных, идейных и эстетических позиций капиталистического общества. «Женщина песков» весьма характерна и в другом отношении. Если в довоенный период был немыслим на японском экране показ даже поцелуя, то годы, когда японские экраны были забиты «вестернами», а потом целыми сериями подражательных ковбойских фильмов — «сэйбу», постепенно приучали японского зрителя к эротике. Натурализм стал обязательным средством раскрытия образов, развития сюжетной ткани. «Женщина песков» построена именно в таком плане. Любовь героев в этом фильме показана предельно, отталкивающе натуралистично.