По Японии

С правой стороны, свирепо наклонив голову, грозило расправиться с пришедшими животное с копытами буйвола и коричневой длинной гривой — это тапир. Кто-то даже сказал, что стражи, пожалуй, оправдывают свое назначение, их свирепые позы совсем не располагают к длительному пребыванию в часовне. На это экскурсовод — сумрачный монах в длинном темном одеянии — коротко, как о чем-то вполне естественном, заметил: «Конечно, на то они здесь и существуют». Потом, подняв вверх строгие глаза, он попросил нас обратить внимание на потолок. На потолке часовни сто медальонов, и в каждом золотой дракон. Все в разных позах, ни одно изображение не повторяет предыдущее. С двух сторон к часовне примыкают маленькие комнаты. В одной из них останавливался сёгун в дни своего пребывания в Никко, другая использовалась и используется до сих пор представителями высшего духовенства синтоистской церкви.

Маленькая комната для сёгуна совершенно пустая, оформлена в духе обычного японского интерьера. Теплый цвет зеленых татами гармонирует с резным орнаментом, идущим по верху стены. Потолок разбит на клетки с изображением эмблем даймё. Вероятно, могущественный сёгун и в немногие дни пребывания в Никко тешил свое тщеславие, глядя на сияющее собрание гербов своих многочисленных вассалов.

Из часовни суровый монах повел нас в «каменную комнату». Едва он произнес это название, как воображение нарисовало большую холодную комнату с каменными стенами или полом. Но, оказывается, называется она «каменной» потому, что построена на большой гранитной плите. Поскольку пол ее покрыт зеленоватыми мягкими татами, а стены и потолок — из дерева теплых коричневатых и желтоватых тонов, ощущения холода и неуютности нет.

Из «каменной комнаты» мы перешли в последнюю часть главного здания Тосёгу, называемую «святилище». Здесь, если ориентироваться на текст путеводителя, обитает дух Иэясу Токугава. Со времени создания мавзолея и до 1945 года в эту часть Тосёгу имели право входить только сёгуны и посланные императора. В послевоенный период, после отделения синтоистской церкви от государства, «святилище» было впервые открыто для обозрения. Но треть его до сих пор закрыта и находится в распоряжении главного жреца синтоистской церкви.

Пожалуй, самое большое впечатление из всех построек Тосёгу оставляет надвратный храм Ёмэймон — «Ворота солнечного света». Другое его название, часто употребляющееся в Японии, — «Хигураси но мон» — «Ворота сумерек». На первый взгляд названия противоположные, но смысл второго расшифровывается следующим образом: «Если вы пришли к Воротам солнечного света, вы пробудете здесь до вечера, так как к тому времени, когда вы сможете все осмотреть, на землю спустятся глубокие сумерки».

Необычная красота Емэймон, его богатство и пышность создаются сложной архитектурой, а также резьбой по дереву и живописью, которые превращают этот надвратный храм в резное, сложно декорированное сооружение. Крыша храма с идущим под ней широким фризом кажется тяжеловатой и, пожалуй, несколько перегружена декоративными деталями, однако необычайная фантазия художника смело объединяет все элементы в пестрое, но гармоничное великолепие.

Каких только цветов, какой резьбы, каких росписей тут нет! Голубая черепица оттеняется полосками золоченого дерева, которые в свою очередь подчеркивают сложную конфигурацию крыш, капители колонн выполнены в форме резных голов фантастических чудовищ.

В обе стороны от ворот отходят галереи с голубыми скатами крыш, с колоннами, покрытыми красным лаком. Стены галереи с одной стороны плотно заполнены скульптурными композициями фантастических животных, птиц и цветов — таких композиций здесь свыше трехсот. Белоснежные цапли, маленькие серо-голубые куропатки, а рядом заросли живых, как будто росой обрызганных, диких роз; белогрудый диковинный фазан веером раскрыл крыло с острыми стрелами алых перьев, зелено-изумрудное тело его изогнулось, в перьях хвоста играют все цвета радуги. А дальше новая композиция — пушистые, упругие, благоухающие пионы вьются вдоль красных колонн, попугайчики с острыми клювами прячутся среди листьев, их маленькие головки с любопытством вытянуты вам навстречу, и кажется, они готовы в любую минуту вспорхнуть и исчезнуть в ветвях криптомерий.

Оттого что резные фигуры животных, цветов, птиц помещены на темном фоне и далеко вынесены навстречу зрителю, создается впечатление совершенной их объемности. Впрочем, вряд ли кто задумывается о методах и художественных средствах Риэки Кано — творца галереи, когда стоит перед Емэймоном, этим не только гармоничным, но и чрезвычайно поэтичным сооружением.

Эмоциональное его воздействие велико — зритель невольным волнением оплачивает свою встречу с сокровищами Никко. И это, наверное, самая драгоценная дань, которую ежедневно принимают вдохновенные творения известных и безвестных тружеников средневекового искусства.