По имени Ветер

Ян, несмотря на первый шок, был необычайно энергичен и деятелен, вызвал своего нового друга из полиции и самого губернатора. Те заверили, что сами со всем разберутся, Яна Львовича, естественно, беспокоить никто не будет. В самом деле, никто и не думает, что тот прислугу в пруду утопил. Они кому-то позвонили, довольно быстро приехала какая-то машина, и тело несчастной Нины Сергеевны увезли. Больше Яна с Есенией не беспокоили, у полиции не возникло к ним вопросов. Алиби у них были отменные. Начальник полиции сам лично видел Яна Львовича – тот все время был с гостями. А для обеспечения алиби Есении Маша отдала полицейскому ее билет в кино – он обнаружился в сумочке.

Как только все пришлые люди покинули дом, Ян сел за рояль и наигрывал на нем что-то всю ночь напролет. Маша тоже не смогла уснуть, слишком взволнованная всем происходящим. Она лихорадочно, с невероятной страстью убирала после приема, расставляя все по своим местами, словно стараясь вернуть привычный порядок вещей. Насколько то, что происходило в доме, можно было вообще назвать порядком и привычным. Вероятно, что вскоре ей понадобится другая помощница взамен покойной, но сама мысль об этом казалась сейчас Есении кощунственной.

* * *

Светлана встала с первыми лучами. Ей тоже не спалось от переживаний, и теперь она хлопотала над горячим завтраком – чтобы просто успокоить саму себя. Ведь такое рвение было бессмысленным. Есения под действием лекарств спала как убитая, а Ян Львович заперся в концертном зале и под страхом смертной казни запретил ему мешать. Оттуда продолжала литься музыка, от мощи и величия которой в воздухе мрачного особняка густым киселем разливалось предчувствие грозы. Все обитатели старого дома на холме были погружены в странное состояние, которое накрывает людей перед разрушительными явлениями природы. Когда разум твердит, что нужно скорее бежать в укрытие, спрятаться, пережить происходящее в безопасности, а глубинные инстинкты тянут выбежать из дома, сорвав все одежды, подставить тело под сплошные потоки дождя и сотрясаться в такт грому, становясь частью происходящего безумия.

* * *

Есению разбудили мощные аккорды, вырывавшиеся из глубины воспаленного сознания ее мужа. Открыв глаза, она прислушалась и даже улыбнулась, находясь в спасительном неведении, еще не переступив тонкую грань между сном и реальностью. Но вот осознание вчерашнего кошмара обрушилось на нее и окатило очередным приступом пронизывающего холода. Есения попыталась схватить с тумбочки телефон, чтобы позвать на помощь верную Машу, но тот вывалился из ставшей ватной руки, и она не сумела его поднять. Есения рухнула на подушки, краем сознания отметив, что одеяло ее больше не греет, ей надо что-то делать, иначе она опять провалится в небытие. А сейчас Есения не могла себе этого позволить, ей надо было действовать немедленно, пока не стало слишком поздно.

Нечеловеческим усилием она заставила себя сползти с кровати на пол. Рухнув на теплые дубовые доски, обеими руками, сотрясающимися от крупной дрожи, Есения схватила телефон и сумела нажать цифру «один». В ожидании ответа перед глазами, словно слайды, вспыхивали картинки, одна ярче другой, но их все затмевало красное пальто Нины Сергеевны. Зачем она его надела в августе? Зачем? На улице же тепло.

Красное пальто мамы – вот с чем у Есении ассоциировался этот предмет гардероба. Вот оно покрывается снежинками и бледнеет, теряя свой воинственный цвет. Есения вцепляется в него из последних сил, пытается согреться теплом материнского тела, но оно испаряется, становится эфемерным, а затем и вовсе сменяется могильным холодом, и она, Есения, умирает вместе с мамой.

…Маша прибежала к ней в комнату спустя несколько минут. С собой она притащила дополнительные тяжелые одеяла и две грелки с горячей водой. За считаные мгновения соорудила для Есении теплое гнездо и осталась рядом, чтобы убедиться, что с той все будет в порядке.

– Ты золото, – прошептала Есения, когда приступ миновал. На ее бледном лице появился легкий розовый румянец, дышать стало немного легче.

– Как ты? – прошептала в ответ Маша.

Ян не терпел фамильярности от персонала, но Есения сама упросила Машу перейти на «ты», когда мужа не было рядом. Это короткое «ты» создавало иллюзию, что у нее есть подруга, как у всех нормальных людей.

– Плохо, – прошептала Есения.

Губы растрескались, лопнули и теперь ужасно болели. Так всегда бывало, когда у нее поднималась температура. Очевидно, ночью ее лихорадило, а она даже не заметила, прометавшись до утра в кошмарах.

Маша поплотнее укутала Есению одеялами.

– Скоро станет легче, потерпи немного. Я сама всю ночь не спала. Такой ужас. Теперь призраки повсюду мерещатся. И это дурацкое окно в столовой. Я туда зашла, когда все уже уехали, а оно снова распахнуто, представляешь? Мне даже следы возле него померещились. Совсем с головой плохо.

Есения не нашла в себе сил отреагировать на эмоциональную Машину тираду.

– Ян? – только и сумела выдавить она.

– Пишет. Кажется, что-то новое. – Маша отвела глаза в сторону, словно ей было стыдно и неловко за хозяина.