По Ишиму и Тоболу

Но совсмъ иное отношеніе у насъ должно быть къ жалобамъ на тсноту. Какая можетъ быть тснота въ стран, гд на душу приходится земли отъ десяти до пятидесяти десятинъ, гд черноземъ глубокъ и плодороденъ, гд есть вольные участки, гд много лсовъ, луговъ, озеръ? Въ такой стран абсолютной тсноты не можетъ быть. А, между тмъ, нельзя не признать справедливости жалобъ крестьянъ, нельзя не видть, что ихъ жизнь начинаетъ длаться иногда мучительною. Въ чемъ же разгадка?

По нашему мннію, загадка разршается очень просто: возникаетъ новая жизнь съ новыми явленіями, и эта жизнь уже не соотвтствуетъ старой культур, по существу московской. надвигается новая жизнь въ вид новыхъ потребностей, вздорожанія предметовъ первой необходимости, увеличенія экспорта сырья, уменьшенія этого сырья за мст, но существующая форма культуры не можетъ вмстить въ себя этихъ явленій. Эта культура Московскаго періода научила человка фатализму во взгляд на природу, но не дала понятія о возможности борьбы съ ней; она научила только брать готовое въ природ, не научивъ создавать богатства искусствомъ; развитіе мысли и даже простой грамотности было чуждо ея основ.

Такимъ фаталистомъ крестьянинъ здшній дожилъ и до нашего времени. Онъ не хищникъ природы, а нахлбникъ ея, оплачивающій трудомъ ея столъ. Было приволье во всемъ — и крестьянинъ жилъ хорошо, но ничего не припасалъ на черный день, а когда это приволье уменьшилось — и онъ, вмст съ природой, сократился. Приволье и богатства природы пропали для него совершенно безслдно, онъ не воспользовался ими, чтобы укрпить себя въ борьб съ природой, чтобы развить свою мысль, чтобы настроить школъ, чтобы чему-нибудь научиться; ничему онъ не научился, и съ какими мыслями онъ явился въ Сибирь, съ такими же и теперь живетъ; все время, нсколько вковъ, онъ какъ бы спалъ, хотя во сн лъ, а когда проснулся, увидлъ уже не то, что было до сна; приволье уменьшилось, людей стало больше, отношенія сложне; но такъ какъ въ продолженіе сна онъ ни о чемъ не думалъ, то не могъ обдумать и того новаго, что онъ увидлъ.

Старинная культура научила его только одному: когда природа переставала кормить его хорошо въ данномъ мст, онъ покидалъ его и шелъ искать новаго готоваго стола, ожидающаго только нахлбника, который бы платилъ.

Такимъ образомъ, ршая вопросъ о народонаселенія и тснот въ описываемой мстности, мы должны отказаться отъ мысли признать эту тсноту абсолютною. Многія невзгоды и тяжести здшняго крестьянина несомннны, дйствительны, осязательны, но он зависятъ не отъ тсноты, а отъ несоотвтствія старой крестьянской культуры съ вновь нарождающимися сложными условіями. На здшнихъ крестьянъ надвигаются со всхъ сторонъ новыя явленія, а онъ не только бороться, но и понимать ихъ не можетъ, потому что его старинная культура ничему не выучила его, даже грамотности, несмотря на все богатство, которымъ онъ былъ окруженъ долгое время. На него, напр., надвигается желзная дорога, а онъ еще не знаетъ, что она ему принесетъ хорошаго и худого, онъ знаетъ только самыя простыя отношенія нахлбника: работать и сть.

Точно также есть у него самое наипростйшее средство отъ всхъ золъ — уходить. И когда онъ уходитъ, это значитъ, что ему плохо и что онъ шлетъ лучшаго.

Такъ и происходитъ теперь здсь. Начались уже выселенія дальше, въ глубь Сибири. Правда, что выселенія эти не приняли еще характера массовыхъ передвиженій, но переселеніе отдльными семействами стало явленіемъ зауряднымъ. Нтъ той волости, изъ которой бы каждый годъ не выбралось нсколько старожиловъ. Общій ихъ голосъ — приволья не стало, жить сдлалось тяжело.

Прежде всего надо замтить, что покидаютъ свою родину не бдняки, а зажиточные крестьяне, которые, повидимому, имютъ вс средства, чтобы жить хорошо; очевидно, что они уходятъ не вслдствіе наступившей бдности и тяжести, а изъ страха за будущее; очевидно также, что такое явленіе показываетъ только начало переселеній, которыя этимъ именемъ могутъ быть названы только тогда, когда потянутся и бдняки.

У знакомаго мн домохозяина, впослдствіи ушедшаго въ Томскую губернію, былъ на старомъ мст хорошій домъ, со всми хозяйственными приспособленіями, до десятка лошадей, штукъ пять рогатаго скота, овцы, свиньи и пр.

Земли въ его владніи боле сорока десятинъ одной пашни, луга, табачный огородъ и проч. Только лсу не было. Большую часть всего этого, за исключеніемъ движимости, онъ сдалъ на два года на аренду (продалъ, какъ здсь говорятъ), опасаясь, что ничего не найдетъ хорошаго на новомъ мст, а старое потеряетъ.

Впрочемъ, подобная сдлка совершается не изъ одной только боязни возвращенія, но и вслдствіе другихъ причинъ, изъ которыхъ главная состоитъ въ томъ, что при оффиціально заявленномъ выселеніи возникаетъ множество непріятныхъ хлопотъ по выписк изъ общества. Между тмъ, вышеупомянутая сдлка требуетъ только, чтобы все продать и взять паспортъ. Въ продажу (въ отдачу на аренду) міръ никогда не вмшивается; паспортъ выдается легко.

Устроившись на новомъ мст, выходецъ, наконецъ, проситъ общество совсмъ выписать его.