По южным странам

В Бангалоре есть замечательный ботанический сад, но и улицы города — это как бы его части. На каждом шагу встречаешь все новые и новые цветы и деревья.

Святослав Николаевич пожалел, что я не попал в Кулу. Долина Кулу, по его словам, — один из прекраснейших уголков Индии, особенно весной, в марте или начале апреля. Там множество фруктовых садов, и пора их цветения самое чудесное время. Хвойные леса на склонах гор напоминают о русской природе. Потому и выбрал Николай Рерих эту долину, поселившись тут со всей семьей. Здесь же он построил дом для музея-института. Похоронить себя Николай Рерих завещал в Кулу.

В 1942 году Рерих пригласил к себе Джавахарлала Неру, незадолго перед тем выпущенного из политической тюрьмы. Неру провел в семье Николая Константиновича две недели. Там и написал Святослав Рерих замечательный портрет Неру, который приковывал внимание всех, кто посетил выставку его картин в Москве и Ленинграде. С тех пор Неру стал ежегодно на несколько дней приезжать в Кулу, чтобы отдохнуть и насладиться красотой природы.

Святослав Рерих беседовал со мной больше часа и назавтра пригласил меня в свое загородное имение ко второму завтраку.

С раннего утра два бангалорских профессора-ботаника показывали мне в окрестностях города тот вторичный тип растительности, который называют здесь скраб-джангл. Он сменил повсюду былые дремучие леса, вырубленные за многие тысячелетия все возраставшим населением. Скраб-джангл — это густейшие заросли невысоких деревьев и колючих кустарников, часто опутанных лианами. Мы пробирались по узким тропинкам, проторенным козами, то и дело отцепляя рубашку или брюки от колючек.

На обратном пути мы зашли в древний индуистский циклопический храм Чампака Дхама, сооруженный из гигантских базальтовых глыб. Легко взбегая по высоким ступеням, жрец подвел нас к алтарю. В глубине его перед изображением божества, горел никогда не гасимый светильник.

Жрец подошел к изваянию, ударил в звонкий медный поднос и распростерся на земле в молитве. То же сделали и оба моих профессора, но они оставались в преддверии алтаря, не переступая порога. Жрец поднялся, налил на поднос масла, поджег его от светильника, плавным движением помахал перед божеством и вышел к нам с пылающим подносом. Профессора уже стояли вместе со мной. Жрец резким взмахом брызнул масла на пол перед нами. Масло продолжало гореть голубым пламенем на каменных плитах. Жрец снова удалился в глубь алтаря и вынес чашу с водой и плошку с лепестками роз. Все отпили немного и взяли в рот по щепотке лепестков. Мне шепнули, что и мне следует это сделать. Так я приобщился к религиозной церемонии. Когда мы вышли из храма, по стенам шустро шмыгали мартышки. Не получив подачки, они забрались на дерево.

Меж тем жрец уже успел сбегать куда-то и принес нам вполне мирской чай, слегка забеленный молоком, как это делают почти по всей стране. Профессора хотели заплатить за угощение, но жрец категорически отказался.

Приободренные священной водой, лепестками роз и чаем, мы направились к имению Рериха Тангунья Эстэйт. По обе стороны шоссе тянулись плантации бурсеры. Это дерево дает ароматичное масло, близкое по свойствам лавандовому. Плантации бурсеры принадлежат Рериху. От шоссе отходит дорожка в глубь посадок. Деревья расступаются, и мы проходим через легкие, ажурные ворота. За ними открытое пространство перед невысоким домом. Собственно дома-то и не заметно. Среди зелени виднеется только кусок черепичной крыши и небольшой мезонин. Из зеленой стены появляется Рерих. Теперь я вижу, что это веранда, затканная множеством разнообразных лиан и обставленная вплотную кадками с различными растениями. Внутрь приходится протискиваться через узкую щель (именно щель, а не дверь!). Зелень так густа, что на веранде днем включают электричество.

Рерих показывает нам свой «ботанический сад». Он размещен под сенью гигантской «священной смоковницы». Это сказочное дерево. Воздушные корни, спускающиеся с его могучих ветвей, уходят в землю и превращаются в стволы, образуя как бы целую рощу. Смоковнице Рериха более четырехсот лет. Ее старый, материнский ствол уже отмер. Собранные здесь художником тропические растения действительно напоминают ботанический сад.

На плантации у Рериха нет ни садовода, ни агронома. Он сам знает, как нужно выращивать бурсеру, и руководит рабочими, которым платит больше, чем они могут заработать на фабрике. Проработав у него два-три года, многие покупают клочок земли и обзаводятся семьей.

Рерих отлично знает не только агрономию, но и все растения, знает их как хороший ботаник. С утра он работает на плантации, считая физический труд непременным условием жизни каждого человека, в особенности же труд на земле, от которой человек никогда не должен отрываться. Вторая половина дня отдана искусству.

Нашу агрономо-ботаническую экскурсию прервали гудки машины. Приехала жена художника. Девика Рани вышла нам навстречу из той же зеленой стены веранды. В жизни Девика так же хороша, как и на портретах.