По холодным следам

Мне впервые приходит в голову, что после возвращения дочери муж ни разу не упомянул о фонде Джули. Разумеется, он думал о том, что мы можем или должны сделать с деньгами: продолжать сбор на стипендию имени Джули или, как намекнула дочь, использовать средства фонда в качестве стипендии для нее самой. Ведь теперь, когда Джули двадцать один, деньги принадлежат ей, а там уж пусть сама решает: она единственный получатель. А как насчет попечителей, администратора? Том так долго в одиночку вел дела со всеми, даже с нашим адвокатом, что я совершенно не знаю, с чего начать. Его письменный стол находится в комнате, где спит Джули. После того как она, распаренная и довольная, вышла из ванной, я дала ей валиум, она безропотно проглотила его, скинула халат, скользнула под одеяло и сразу же заснула.

Я тихонько иду по коридору к комнате Джули, на мгновение приостанавливаюсь, прислушиваюсь к ее тихому дыханию и осторожно открываю дверь. Дочь лежит в прежней позе, даже не перевернулась; все так же укрыта одеялом, которое я ей подоткнула; рыжие волосы торчат в разные стороны, как бывает с короткими прядями, когда ложишься спать с мокрой головой. Я замечаю бледное розоватое пятно от краски, просочившейся с волос на подушку.

Я сажусь за стол Тома, офисное кресло реагирует громким скрипом. Я резко оборачиваюсь: кажется, Джули пошевелилась. Но нет, она лежит все так же неподвижно, лицом к стене.

На столе Тома — педантичный порядок, письменные принадлежности аккуратно расставлены в секционном органайзере, блокноты и бумага рассортированы по сетчатым лоткам. Крошечный кактус сохнет на подоконнике, пытаясь уловить лучи света через плотно закрытые жалюзи. В одном углу стола — студийный портрет нашей семьи, где мы еще вчетвером, а перед ним — снимок Джули. Не тот, который мы предоставили полиции и прессе, неоднократно показанный во всех новостях. Нет, это фото Джули с Большого каньона, где мы в последний раз отдыхали всей семьей, — постановочный кадр. От той поездки сохранилось бесчисленное множество снимков нашей младшей дочери: вот она подпрыгнула, и камера запечатлела ее в полете, как бы оседлавшую пустоту; вот она стоит на двух огромных валунах — ноги широко расставлены, руки на бедрах, задрала подбородок и подбоченилась. А Джули, которая тогда только что миновала скачок роста и еще не привыкла к длинным рукам и ногам, чувствовала себя неуверенно, поскальзывалась и спотыкалась, когда мы карабкались по скалам, и старалась держаться подальше от края пропасти. Вот и на этой фотографии она неуклюже, в неестественной позе сидит на камне: одна нога вытянута, другая — поджата, локоть на колене, рука подпирает подбородок.

Я шевелю мышью и с облегчением вижу, что монитор оживает без запроса пароля. Фотография на рабочем столе — пейзаж, какой-то тропический остров на закате, на его фоне с кропотливой аккуратностью размещены папки. Я делаю поиск по файлам, вводя ключевые слова одно за другим — «Джули», «фонд», «попечители», «пожертвование», «вознаграждение», — рассчитывая, что где-то есть электронная таблица, в которой зафиксированы все приходы и расходы, связанные с поиском. Или, по крайней мере, файл с контактной информацией попечителей. Ничего не выходит, и я задаюсь вопросом: не занималась ли Джули в последнее время такими же поисками? Если так, то ей повезло не больше моего. Я открываю веб-браузер и проверяю историю: пусто. А учитывая недавнее признание дочери, что она искала свое дело в Интернете, напрашивается неприятная догадка: не сама ли она почистила историю браузера?

Отбросив эту мысль, я начинаю выдвигать ящики стола, но натыкаюсь только на мусор: засохшие маркеры, резинки, скрепки. В боковом ящике лежат стопки пустых налоговых бланков, от одного взгляда на которые у меня кружится голова. Я задвигаю этот ящик как можно тише и дергаю за ручку другого. Заперт.

Вот черт.

Зачем нужен пароль на компьютере, если вся информация хранится под замком в бумажном виде? Наверняка там лежат банковские файлы его клиентов — строго конфиденциальные. Каким-то шестым чувством я ощущаю уверенность, что документы фонда Джули тоже находятся именно в этом ящике. Мне кажется, я видела у Тома на цепочке ключ от него, но, вероятно, где-то есть запасной. Я выдвигаю другие ящики, чтобы убедиться, что среди ластиков и скрепок нет миниатюрного ключа, но ничего не нахожу. Нетерпеливо поднимаю перегородки разделителей и заглядываю под формованный пластик, где много пыли, но ключа тоже нет. Как можно что-то найти, если в столе почти пусто?