По холодным следам

Стараясь разговорить дочь во время дороги домой, я постоянно натыкаюсь на подводные камни. Надеясь побольше узнать о ее жизни, я задаю вопросы, которые напоминают холостые выстрелы. Хотя, казалось бы, кто, как не я, знаком со студенческой жизнью, ведь большую часть времени я провожу в университете.

— Как дела в общежитии?

— Вполне.

— Тебе по-прежнему нравится твоя соседка?

— Да норм. Мы не лезем в дела друг друга.

— Ты поселишься с ней в одной комнате и в следующем году?

— Скорее всего, нет.

Наконец я касаюсь предмета, который, уверена, прольет свет на то, чем живет моя дочь, пусть и окажется болезненным для меня:

— А теперь расскажи мне о преподавателе английского, у которого ты ужинала на Рождество.

— Ее зовут Кэтлин, и на самом деле она профессор семиотики.

Значит, Кэтлин.

— Вот уж не думала, что семиотику до сих пор преподают на факультетах английского.

— Ее курс называется «Пересечения». В нем английский переплетается с лингвистикой, гендерными исследованиями и антропологией. Там предполагалась определенная подготовка, но в первый же день я пришла в кабинет Кэтлин и убедила ее допустить меня до занятий.

Истинная дочь профессора, Джейн знает, как найти подход к преподавателю. Более того, такой длинной цепочки слов ни я, ни Том не слышали от нее целую вечность.

— Расскажи поподробнее. Какую литературу вы изучаете?

— Думаю, я лучше подожду и расскажу обо всем уже при папе, — замечает она.

— Конечно, — соглашаюсь я.

— Просто не хочется повторяться.

— Разумеется, милая.

Я включаю Национальное общественное радио, и размеренный, успокаивающий голос ведущего новостей заполняет машину, когда мы медленно проезжаем мимо стрельбища и спортзала, где олимпийский тренер по гимнастике, вероятно, до сих пор кричит на девочек с косичками. Джейн смотрит в окно. Наверное, она удивляется, почему папа не приехал ее встречать. Мне тоже интересно.

Через несколько минут нам обеим становится понятно почему.

Небо уже заволокли сумерки, когда, завернув на подъездную дорожку, я замечаю в светящемся прямоугольнике окна кухни мужа, готовящего ужин. Войдя, я чувствую запах любимого блюда Джейн — пасты фетучини «Альфредо» с панированными креветками и жареной спаржей. Довольно редкий рецепт этого блюда Том нашел в Сети и готовит его только по особым случаям. Нарезанный салат из свежей зелени лежит в миске рядом с разделочной доской, готовый присоединиться к яркой, праздничной сервировке на обеденном столе.

— Джейни!

Том раскрывает объятия, делая шаг вперед, и дочь крепко прижимается к нему. Я проскальзываю в ванную, затем в спальню, чтобы сменить университетский строгий костюм на удобные джинсы, и задерживаюсь на несколько минут, убирая белье, которое лежит сложенным в корзине у кровати. Когда я возвращаюсь, муж с дочерью оживленно болтают. Том стоит ко мне спиной, нарезая сочные помидоры для салата, Джейн постукивает кончиками пальцев по разделочной доске, словно играет на пианино.

— Пап, ты не поверишь, какими именами ребята перекидываются в аудитории! Деррида, например, и прочее. Там все намного умнее меня.

— Ну, она же допустила тебя до занятий, эта твоя гениальная обладательница гранта Мак-Артура[4].

— Да, но каждый раз, открывая рот, я чувствую себя идиоткой.

— По крайней мере, ты хотя бы открываешь рот, — возражает он, кладя нож на стол и глядя дочери прямо в глаза. — Держу пари, что некоторые ребята даже слово боятся сказать.

Благодарная улыбка Джейн, едва заметная из-за плеча Тома, для меня как бальзам на сердце. Словно почувствовав мое присутствие, муж оборачивается и, улыбнувшись, бросает горсть нарезанных помидоров на кучу зелени, после чего торжественно ставит салатницу на стол.

— Все готово! — объявляет он. — Бери пасту, Джейн. Давайте же сядем и вместе поужинаем впервые за бог знает сколько времени.

И как раз в этот момент раздается звонок в дверь.

2

Первое, что я вижу, — это ее светлые волосы, озаренные пепельно-розовым сиянием хьюстонского заката.

Потом лицо: тонкая бледная кожа, туго натянутая на широких скулах, подсвеченных алыми закатными бликами, отчего темные круги под запавшими глазами выделяются еще резче. Лицо выглядит одновременно молодым и старым. На ней поношенные джинсы с дырками на коленях, футболка. Гостья собирается заговорить, когда я замечаю, что она босиком.

Она вроде кого-то мне напоминает, но я словно растворяюсь в пространстве, мысли слепо тычутся в разные стороны, органы восприятия обшаривают ее облик, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться: волосы, глаза, молодая, босиком.

Глаза у нее расширяются, лицо еще больше бледнеет.