По холодным следам

Я невольно выставляю руки перед собой, широко растопырив пальцы, — ладони готовы защитить меня от этого багрового заката, как от ядерного взрыва, ноги подгибаются, я вот-вот упаду, но первой падает девушка на крыльце, оседает прямо на коврик, и ее светлые волосы цепляются за ветки кустов азалии, когда она соскальзывает вниз. Я открываю рот и кричу, видимо зову Тома, хотя ничего не слышу, поскольку мозг по-прежнему ослеплен отблесками заката на лице гостьи. Том подбегает, замирает на миг, а потом бросается мимо меня к двери. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, девушка почти целиком исчезла в его объятиях; спутанные пряди ее волос сминаются под его пальцами, когда он прижимает ее к груди, раскачиваясь взад-вперед.

— Джули, Джули, Джули, — причитает он, словно хор из ночного кошмара, который, как я теперь понимаю, длился все эти восемь лет каждую ночь напролет, а то и каждый день, тянулся непрерывным потоком, хотя я предпочитала его не замечать. Тут я вижу Джейн, застывшую в коридоре, и мозг у меня наконец-то включается.

— Набери девять-один-один, — выдавливаю я. — Скажи, что нам нужна скорая. — Тому, который издает дикие, животные всхлипы, которые я тоже слышала во сне, я говорю: — Веди ее в дом.

И вдруг самого страшного как не бывало. Джули вернулась.

Первые сутки после появления Джули до странности похожи на первые сутки после ее исчезновения: зеркальная симметрия, придающая дополнительную значимость каждой детали. Цветы индийской сирени, ронявшие лепестки, когда нашу дочь похитили в начале осени, сейчас, в начале жаркого лета, только начали разворачиваться, будто смятые клочки папиросной бумаги. Сирена с ревом следует по всему району до нашего дома, как и в прошлый раз, но в машине едут медики, а не полиция, и на закате, а не на восходе солнца, поэтому соседи, которые выглядывают посмотреть, в чем дело, одеты в рабочие костюмы, а не в халаты, и держат в руках кухонные прихватки, а не утренние газеты. Все задом наперед, словно негатив давней трагедии.

Ехать в карете скорой помощи вместе с Джули разрешают только одному из нас, и Том немедленно делает шаг вперед, поэтому мы с Джейн забираемся в «ренджровер» и следуем за ними. Когда мы подъезжаем к больнице, как раз выгружают каталку с Джули, уже подключенной к капельнице, везут внутрь и устанавливают за шторой в большой общей палате. Все происходит с тем мучительным сочетанием медлительности и спешки, которое присуще всем отделениям неотложной помощи.

Следующие тридцать минут под флуоресцентными лампами тянутся как тридцать часов. Джули открывает глаза, что-то лепечет и снова отключается. Том сидит у ее постели, держа дочь за руку и бормоча неразборчивые утешения; я расхаживаю взад-вперед; Джейн подпирает стенку; то и дело врываются медсестры, которые ничего нам не объясняют, а лишь задают вопросы о страховке или анамнезе Джули — вопросы столь бесполезные и нелепые, что в конце концов мне становится ясно: некоторым из этих женщин просто любопытно увидеть знаменитую «потеряшку Уитакер» своими глазами. Очередная медсестра собирается взять кровь на анализ, и Джули приходит в себя от холодного прикосновения влажного ватного тампона к внутренней стороне сгиба локтя. Она держит глаза открытыми ровно столько, чтобы неопределенно кивнуть в ответ на быстрые вопросы медсестры, а едва игла входит в вену, Джули снова теряет сознание. Штора, отделяющая нас от остальной палаты, трепещет, когда мимо проносятся люди, и не может заглушить какофонию скрипа колес каталок, неразборчивых объявлений по радио и гула голосов в коридоре, перемежающихся громкими вздохами и редким смехом. Наконец приходит женщина-доктор и выгоняет всех из закутка, несмотря на наши с Томом возражения.

— Я осмотрю ее всего за пару секунд, — обещает она. — Мама, папа, никуда не уходите.

Излишне говорить, что мы и не собираемся никуда уходить, но Джейн пользуется случаем, чтобы найти туалет. Доктор появляется из-за шторы после приглушенного разговора, который мне так и не удалось расслышать, и я успеваю разглядеть на заднем плане Джули — она очнулась, но явно не понимает, где находится, — прежде чем врач снова задергивает занавес. Пациентка обезвожена, заявляет нам доктор, страдает от истощения и переохлаждения, не ела несколько дней, но, похоже, никаких травм или повреждений нет, а в крови не обнаружено посторонних химических веществ.

— После капельницы с физраствором она взбодрится и будет как новенькая. — Либо доктор не удосужилась прочитать историю болезни нашей дочери и ни разу не смотрела новости за последние восемь лет, либо слишком очерствела на этой работе и ей не хватает ума придумать нечто менее банальное. — Советую приехать на полное обследование через пару недель. Перед выпиской вам дадут все необходимые рецепты и рекомендации.