По холодным следам

Как-то раз один мальчик принес такую штуку в школу, и другие ребята говорили, что это душица. Когда Дженис протянула девочке теплую самокрутку, она вспомнила тот запах.

— Да ты издеваешься, — скривилась Дженис, видя ее смущение. — Ты действительно не знаешь, как с этим обращаться? Сейчас покажу. Вот так, малышка… — Она взяла кончик косяка потрескавшимися, сморщенными губами, затянулась, задержала дым в легких и выдохнула его с кашлем. — Ты и впрямь совсем малышка. — Она снова протянула косяк девочке.

Та осторожно сжала губами влажный кончик и втянула дым. Ощущение в груди удивило ее: как будто что-то тяжелое и острое надавило на ребра. Она попыталась удержать дым в легких, но судорожно закашлялась, отплевываясь.

— Ничего страшного. Для первого раза нормально, — успокоила Дженис. — Затянись еще. Обо мне не беспокойся, детка, сама докури. Это все для тебя. Я просто показала. Мне ничего не нужно.

— Ага! — поддел ее Пит. — Ничего не нужно, как же. Никогда не видел, чтобы ты отказывалась от своей очереди.

— Я просто показала ребенку, как это делается! — возмутилась Дженис.

Тем временем девочка снова закашлялась. Вскоре она почувствовала, будто изнутри ее приятно обволакивает густой сироп, кашель прекратился, а в животе появилось сладостное ощущение, что кулак разжался. Или он все еще был там, по-прежнему крепко стиснутый, но ей уже стало все равно, потому что мышцы начали расслабляться и превращаться в эластичную субстанцию, как жвачка, которая может растягиваться до бесконечности. По коже пробежал озноб, волоски на руках превратились в чувствительные антенны, и над ними замелькали светящиеся точки, похожие на пузырьки, как в лимонаде. Она чувствовала себя такой счастливой, такой защищенной. Даже бетонный пандус превратился в таинственную пещеру с сокровищами. Девочка и была этим сокровищем, спрятанным в темной глубине, где ее никто не найдет.

— Тебе получше, малышка? — спросила Дженис, и девочка кивнула. Губы у нее разомкнулись будто сами по себе, и из них вырвалось:

— Да, спасибо.

— Какая вежливая! Это хорошо. Очень хорошо. Продолжай курить. Только скоро ты проголодаешься. Пойду раздобуду немного еды. Вот Пит, он посидит с тобой.

Девочка кивнула и проводила женщину взглядом. Какая Дженис, оказывается, искусница, точно акробат в цирке: держится на ногах и не падает, хотя весь мир наклонен, а она ловко балансирует на самом краю. Девочка попыталась нагнуть голову, чтобы мир встал на место, но он снова накренился. Тогда она вспомнила, что пандус и был наклонным, и это открытие показалось таким забавным, что она рассмеялась. Теперь живот у нее болел от смеха, а не от спазмов. Девочка уже забыла, из-за чего возникло ощущение вакуума внутри нее. Ведь там ничего нет. Она сама — ничто. К этому времени Дженис уже скрылась из виду, а потом девочка поняла, что происходит. Конечно, уже поздно было сопротивляться, ее пригвоздило к бетону, точно куклу с широко раскрытыми стеклянными глазами, которые не закрылись, даже когда Пит, источая невыносимую вонь, залез к ней в спальный мешок и принялся шарить у нее под одеждой. «Ну и ладно», — сказала она себе, отчетливо понимая, что звать Дженис или кого-то другого бесполезно. Девочка подавила приступ паники, готовой захлестнуть ее. Разве не она сама ступила на этот путь еще тогда? Впредь только ей позволено выбирать, куда идти и чем себя наполнить. А прямо сейчас ее наполнял Пит, и она делала с ним то, что должна была сделать, в обмен на теплую патоку ароматного дыма, обволакивающего блаженством израненные внутренности.

Время тянулось так медленно, что девочка успела придумать, как быть дальше. Она лежала в спальном мешке, словно в пузыре, с человеком по имени Пит. За пределами мешка были голуби, машины, чьи фары освещали место за опорой моста лишь на четверть секунды, но за эти краткие мгновения она успела разглядеть, что у мужчины крепкие кулаки, а из кармана торчит рукоятка ножа. Почему бы и нет? Это будет не первый украденный ею нож.

Девочка лежала неподвижно, дожидаясь, когда все закончится, и под углом глядела в пустоту, в ничто.

13

Я выжидающе наблюдаю за ней всю неделю.

Теперь я благодарна за короткие рыжие волосы, которые одновременно и открывают, и скрывают ее лицо. Я изучаю ее черты, но не с сокровенной материнской любовью, а с любопытством постороннего. Я стараюсь не связывать настоящую Джули с фальшивой, не сравнивать забытые милые черты с чертами этого нового лица, а заново изучить каждый изгиб и каждую ямочку. Подбородок у нее изящный и заостренный, а челюсти шире, чем кажутся с первого взгляда; высокий лоб испещрен первыми морщинами, которые уже ничто не разгладит. Я пытаюсь вспомнить, такой ли угол был у Джули между переносицей и кончиком носа, рассматриваю линию ноздрей.

Я слежу за Джули украдкой, стараясь не встречаться с ней взглядом. Слишком опасно. Если она посмотрит прямо на меня, воображение у меня снова разыграется.