По кличке Рейнджер

Рамиров застыл. Выпучил глаза, как глубоководная рыба, которую подняли наверх. Это был шок. Для него, патологического труса, прятавшегося в подземельях от большого мира, очередная стрельба была все равно что ядерная война. Его психика грозила обрушиться, осыпаться, как старый дом, в фундамент которого заложили взрывчатку.

– Ну что, док! С новым штурмом! – хмыкнул Кохман.

Рамиров вдруг встряхнул гривой, обхватил голову руками. И осел на пол на колени, взвыв волком:

– У-у!

– А ну тихо! – прикрикнул Кохман. И бросился к двери.

* * *

Автомашину «Жигули» умело взяли в «коробочку». Черная «Волга» подсекла ей нос. Сзади тормознул «Вольво», отрезая путь к отступлению. «Жигули» попытались протаранить «Волгу», протащили ее несколько метров и застыли.

– Госбезопасность! – заорал мужчина с пистолетом, выскочивший из «Вольво».

Действовали нападавшие четко. Один держал на мушке водителя и пассажира. Другие распахнули дверцы, вытащили пленников и разложили на проезжей части.

Маккерфи увидел перед глазами мокрый от дождя асфальт. Умелые руки пробежались по телу, не нашли оружия. У его шофера извлекли из-за пояса «вальтер» и для урока пересчитали ребра.

– Вы не имеете права. У меня дипломатическая неприкосновенность, – загундосил Маккерфи.

– Какая такая неприкосновенность? – осведомился Медведь, присаживаясь рядом с ним на колено. – У тебя в чемодане наркотиков на одиннадцать миллионов гринов.

– Это провокация. Это не мое. Вы не имеете права.

– Право имеет тот, у кого пистолет в руке. Понял, чудо заморское?.. В машину подлеца!..

«Волга» и «Жигули» оказались слегка помяты. Маккерфи посадили в «Вольво».

– На Лубянку? – спросил атташе по культуре. Он приходил в себя после шока и начинал лихорадочно просчитывать варианты. Чекисты могли хамить сколько угодно. Но дипломатическая неприкосновенность – это броня, которую из пистолета Макарова не пробьешь.

– На гулянку, – буркнул оперативник «Пирамиды» Казак.

Через некоторое время Маккерфи заерзал на сиденье, когда понял, что везут его куда-то не туда. Дело принимало дурной оборот. У ФАГБ, как и у других контрразведок, имеются уютные места, где можно поговорить с людьми без процессуальных ограничений. Вкатят в вену сыворотку правды – и что тогда?..

– Куда мы едем? – воскликнул Маккерфи.

Ему не ответили. Медведь завязал ему повязку на глазах, налепил на рот пластырь и затолкал между сиденьями, положив ногу в ребристом ботинке на спину. Американец замычал. Но сочувствия, понятно, ни у кого не вызвал.

– Радуйся, что не в багажнике, – произнес похожий на бульмастифа опер «Пирамиды».

Маккерфи некоторое время еще пытался вычислить, куда же его везут. Но, поняв тщетность этих попыток, успокоился.

Через час машина остановилась. Маккерфи вывели из машины. Он еле стоял на затекших ногах. Его толкнули в спину, придерживая за руку, провели куда-то.

– Осторожно. Крутые ступеньки, – заботливо произнес Медведь.

«В подвал», – подумал Маккерфи. Его начало сдавливать ощущение ирреальности происходящего. Этого просто не могло быть с ним – с гражданином самой могущественной державы, находящегося в фактически оккупированной стране.

– Посторожите его, – приказал Медведь.

– Э, янки, бежать хочешь? – спросил Казак. – Попробуй. Вместе поиграем. Ты на моих нервах. Я на твоих ребрах…

Маккерфи энергично замотал головой.

– То-то, – зловеще улыбнулся Казак.

Денисов вышел из подвала «логова» и отправился на второй этаж, где ждал Гермес.

– Все нормально, – доложил Медведь.

Гермес смотрел на монитор. На нем появился мечущийся по комнате американец.

– Ты уверен, что за захватом не наблюдал еще кто-то из людей Маккерфи? – спросил Гермес.

– Маловероятно. Брали мы его не сразу. Поводили, чтобы засечь прикрытие. И взяли в тихом месте, там не схоронишься. Ничего. Да и контакт с Жиганом слишком ценен, чтобы посвящать в него других людей.

– Надеюсь.

– Что с этим слизняком делать? – спросил Денисов, кивая на монитор.

– Пусть понервничает еще полчаса.

Медведь знал, что Маккерфи отличный профессионал. Бытует мнение, будто такие люди чужды обычным слабостям и чувствам. Это совершенно не соответствует действительности. Они точно так же нервничают, точно так же теряют самообладание, когда припирает. Только запас прочности у них чуть выше. И они способны выворачиваться из критических ситуаций. Но когда видят, что выхода нет, идут на попятный просто и естественно. У Маккерфи нет за душой идей, ради которых он готов пожертвовать жизнью. У него нет совести. У него один расчет.

Через сорок минут Медведь прошел в комнату к атташе по культуре.

– Я требую, чтобы меня соединили с посольством, – возопил Маккерфи.

– Никаких преград не вижу, – кивнул Денисов, вошедший в роль контрразведчика ФАГБ России. – Послу будет небезынтересно узнать, что атташе по культуре попался на скупке наркотиков.

– Это грязная ложь!

– Так уж и грязная? – Денисов включил телевизор. Пошла видеозапись, как Жиган садится в машину. – Это кто, восходящая русская поп-звезда, которой вы предложили тур по Штатам?