– Это реклама, лапочка. Я бьюсь рыбой об лед. А тебе мудаки не нравятся.
– Не нравятся.
– Люди все сплошь мудаки. Особенно в шоу-бизнесе. Так что не капризничай… Билеты на самолет я взял. Вылетаем в Семиозерск. И, умоляю, не взбрыкивай. Контракт вступил в силу.
– Я полечу туда.
– У меня ощущение, что ты с детства мечтала побывать в этой дыре.
– Пошел на х…, мудак.
– И я тоже в этот разряд попал?
– Ты оттуда и не вылезал.
– И ты тоже очень мила. Ладно, не болей, не кашляй. Голос береги, хотя он тебе и не нужен.
– Чтоб ты членом подавился!
– А. – Тут даже Давид не нашелся что сказать.
Пока добирались до Челюскинской, пьяница немножко протрезвел и вспомнил, что все-таки его дом четырнадцатый.
– Десятый этаж. Квартира семьдесят восемь, – отрапортовал он, глядя на отъезжающее такси, качнулся и едва не упал, но Шарифов поддержал его.
– Провожу.
– Спасибо, благодетель! – заорал пьяница.
– Да тише ты.
– Тишина, – прошептал пьяница.
Он жил в однокомнатной квартире. Там был кавардак. Тяжело висел кислый запах какого-то пойла. Мебели минимум: кровать, матерчатый диван, несколько расшатанных деревянных стульев и гардероб.
Пьяница плюхнулся на диван и вскоре засопел. Шарифов посидел на кухне, раздумывая об этом подарке судьбы и ища подвоха. Потом он прошелся по квартире, осмотрел каждый уголок, отыскал паспорт хозяина этой берлоги. «Николай Самуилович Кохман. 1959 года рождения». Прописан здесь. По виду – профессиональный алконавт, но из бывших образованных.
Он работал на объекте под Болотниковом. Тепло. Ох, как тепло. И слишком здорово, чтобы оказаться случайностью. Но по практике своей Шарифов знал, что бывают и не такие случайности. Аллах все-таки на их стороне. Надо попытаться.
Шарифов задремал за кухонным столом, уронив голову на руки. Очнулся он, когда на улице рассвело. Утро было туманным и прохладным – жара немножко отступила.
В ванной текла вода. Там плескались, отфыркивались. Вскоре оттуда появился Кохман.
– Здорово, – сказал он, оглядев гостя.
– Доброе утро, – кивнул тот.
– Башка моя бедная, – заныл хозяин, оборачивая полотенце вокруг головы. – Слушай, чем я вчера нажрался?
– Не знаю.
– Не вместе пили?
– Нет.
– А где познакомились?
– В милицейской машине. Я тебя за сто баксов у ментов выкупил.
– Ага. Надеюсь, не в рабство.
– Нет, мне рабы не нужны.
– Уважаю… Слушай, я поиздержался слегонца. Обещаю, умру.
– Зачем?
– Не зачем, а почему. Если не опохмелюсь. А в кармане ни копейки.
– За чем дело стало? – Шарифов потянулся к нагрудному карману.
– Тебе беленькой или пивка? – оживился пьяница.
– Лучше пива.
– Мигом сгоняю.
Шарифов протянул ему сторублевую купюру.
Через двадцать минут Кохман появился с полиэтиленовым пакетом с изображением женских ног в колготках. В пакете позвякивали бутылки и банки, оттуда же торчали три хвоста воблы. Алкаш держал пакет в охапку, чтобы ручка не оторвалась под тяжестью покупок.
– И устроили пир на весь мир, – сказал Кохман, наполняя холодильник.
Он открыл бутылку пива и жадно выхлебал содержимое.
Взор его просветлел.
– Просто изумительно. – Кохман уселся на стул. И внимательно оглядел Шарифова, его модный прикид, холеное, лишенное следов излишних возлияний лицо. – Ну, давай за знакомство. – Он разлил по бокалам пиво.
Они выпили.
– Коля. – Кохман протянул руку.
– Сахиб.
– Давай за твое прекрасное имя. Хоть пивом и не чокаются. Но до водки еще дойдет.
Сама собой потекла беседа.
– Значит, ты с Семи озер, – сказал Кохман.
– Да. Когда ты сказал, что там жил, мне тебя жалко стало. Земляк все-таки. Решил у милиции выкупить.
– Это правильно. Ты – земляк. Я – земляк. Хочешь, мусульманином стану?
– Не хочу.
– Правильно. Не стану я мусульманином.
– А ты правда химик?
– Биохимик. Кандидат наук. Был… Надежды подавал. Темы такие вытягивал – загляденье. И год назад – все. Денег не дают ни копья. Говорят, сами зарабатывайте. Тему прикрыли. А я, можно сказать, на пороге открытия стоял. Да кому сейчас докажешь. – Он вздохнул горько.
– Никому.
– Ага. На улицу кандидата каких-то там малопонятных наук. А тут еще жена ушла. Куда мне? На рынке торговать? Там твои братья все держат.
– Протекцию составить?
– Не надо. Уже пристроен. На рынке китайцам вещи подтаскиваю. Хорошо платят, знаешь, желтолицые черти.
– Значит, говоришь, под Болотниковом работал.
– Так и сказал?
– Да.
– Не слабо крякнул, значит… Разглашение гостайны. Впрочем, на хрен они теперь кому, эти тайны?
– Кто бы мог подумать, что под Болотниковом лаборатория находилась.
– И какая лаборатория! Какие темы были! Работали по психотропным веществам. Американов драных лет на пятнадцать обгоняли.
– И что, хорошо знаешь лабораторию?
– Каждый угол. Мы ее «берлогой» называли.
– Заработать хочешь? По специальности своей. По химической.
– Не, – покачал головой Кохман. – В Лужниках больше заработаешь.
– А как насчет десяти штук?
– Штук чего?
– Тысяч долларов.
– А. – Кохман замолчал, потом махнул рукой. – Тоже не деньги.
– Первый взнос.
– А остальные часто?
– Достаточно.
– Добавь бесплатный пропой – и мы договорились…