По кличке Рейнджер

Рамиров сидел перед дисплеем компьютера. Он осваивал новую программу, которая могла помочь более точно высчитать параметры главной реакции. Чудо-программа. Новый чудо-компьютер, который вызывал у Рамирова трепет, как живое разумное существо.

Компьютеры. За годы, что Рамиров провел в лаборатории, они из гудящих железяк превратились в совершенные машины с фантастическими возможностями. И они дешевели не по дням, а по часам. Недавно Рамирову преподнесли подарок – прислали новую «игрушку» с мощнейшим процессором, огромной оперативной памятью. Возможности локальной компьютерной сети выросли в несколько раз. Надо отдать должное хозяевам, то, что заказывал Рамиров, они добывали оперативно.

– Игры новые отлично пойдут, – сказал лаборант Леха, несостоявшийся лоботряс лет тридцати трех, глядя, как Рамиров работает с новым компьютером.

– Какие тебе игры? – возмутился Рамиров. – Эта вещь служит для решения научных проблем, а не для развлечений студентов-недоучек.

– Недоучек, – обиделся лаборант. – Меня, между прочим, за политику выгнали из института.

– Ну да.

– Да. Я спьяну проректора похлопал по лысине.

– А политика где?

– Я кричал: «Очень ты на Ленина похож».

– Трепло, – хмыкнул Рамиров.

– Вам-то смешно. А на меня дело возбуждать хотели.

– Почему?

– А я его кулаком по лысине хлопал… Такой индюк надутый, шуток совсем не понимал. Ну и что, хуже он мне сделал, что выгнал?

– Сделал.

– Ни шиша. Так бы я стал безработным химиком. А тут пристроился к знакомым пацанам из нашего института. Они триметилфентанил делали. Супермощный наркотик. Его и на Западе почти никто не делает – сложно. Потом пацанов повязали, а мне бежать от ментовской опалы помогли добрые люди.

– С условием, что ты здесь работать будешь?

– Не без этого.

– И ты согласился, дурак.

– А чего, тут хуже, чем на нарах?

– Уголовник ты, Леха.

– Не. Я оступившийся.

– Хватит трепаться. Я работаю.

Раньше, когда «берлога» считалась государственным секретным объектом и за разглашение сведений о ее местонахождении полагался приличный срок, немногие ученые, обладавшие допуском сюда, работали вахтовым методом – по два-три месяца в год. Здесь они реализовывали свои московские расчеты и разработки и, случалось, пробовали образцы на живых объектах. Для опытов поступали «черные кролики», так в народе прозвали приговоренных к смерти преступников, согласившихся послужить науке. Некоторые провели в этих застенках по десять лет. Они радовались, что им дают еще немного пожить, хотя знали, что отсюда не выйдут. Рамиров мало чем отличался от них. Он единственный сидел тут безвылазно и наведывался в столицу, в родной институт, изредка и неохотно.

– Между прочим, уже третий час ночи, – сказал лаборант.

– Спать захотел?

– Мне теперь что ночь, что день.

– Понадобиться можешь.

– Хорошо, буду бдеть. – Лаборант щелкнул каблуками, уселся на скрипящий стул в углу и начал раскачиваться на нем, читая музыкальный журнал.

Рамиров наконец загрузил программу. Даже новый суперкомпьютер зажевал ее с видимым трудом. Программа попросила новые данные, и Рамиров принялся вводить их. Занятие оказалось не таким легким. Но оно увлекало.

Неожиданно свет мигнул. Потом погас. Загорелся вновь.

– Вот черт! – Рамиров подался вперед, по старой привычке ожидая, что программа слетит. Но давно уже компьютеры в лаборатории при отключении от сети продолжали работать в течение сорока минут.

– Что там? – Лаборант закрыл журнал.

Пол немного тряхнуло.

– Что-то происходит, – встревожился Рамиров.

Послышались приглушенные толстыми стенами щелчки. Стена заходила ходуном.

– Чертовщина какая-то. – Лаборант поднялся со стула. – Пойду гляну.

– Сиди! – приказал Рамиров.

– Как скажете.

Дверь отворилась. И в комнату влетел Николай – охранник. Плечо его покраснело от крови. Он сжимал автомат Калашникова.

– Что? – воскликнул Рамиров.

– Ну, Ломоносов, молись, – прошипел Николай…

* * *

Эту ночь Влад не спал. Он лежал одетый. И ждал. Он знал, что со дня на день должно начаться. Знал, что буча начнется, но не знал, когда точно. Однако сегодня у него была четкая уверенность – ночью! Шестое чувство! Не подводило ни разу. Такое же ощущение у него было в тот проклятый августовский день в девяносто шестом году, когда чеченцы, просочившиеся в Грозный, начали войну. В затылке как-то покалывало, и на душе тяжесть и пустота. Как нарыв на душе, который должен вот-вот прорваться.

И сегодня штурм он не проспал.

Они действовали очень профессионально. Сняли часового. Преодолели системы сигнализации – слишком ловко для людей, не знающих точного расположения датчиков. И вскоре уже растекались по территории.

Влада будто что-то толкнуло. Он скользнул к окну и увидел мелькнувшую за деревьями едва видимую тень. Он знал, кто может двигаться так. Он понял – они пришли.

Влад выскочил в коридор и что есть силы заорал:

– Аврал, подъем!

Он заскочил в комнату дежурного. Там было темно, лишь слабо светились экраны мониторов. На полу что-то темнело.

– Угораздило тебя, – покачал головой Влад, нагнувшись над трупом.