Читаем По колено в крови. Откровения эсэсовца полностью

Эрлихман, тронув за локоть Шультхайса, глазами показал на наш будущий белый флаг. Шультхайс оглядел рубаху и со смущенным видом посмотрел на своего товарища. Он не понял, в чем дело. Тогда Эрлихман сделал жест, будто размахивает знаменем. Шультхайс, помрачнев, бросил искоса взгляд на нас с Хайзером. Видя, что мы уже все для себя решили, он тоже кивнул.

Крендла не надо было упрашивать, он пихнул в бок Бома, Юрген увидел белую рубаху и, надо сказать, вмиг догадался, что к чему. Обведя нас взором, он тоже кивнул в знак согласия.

Шпенглер не знал, как истолковать мой жест с нательной рубахой, но как только мы сделали вид, что размахиваем ею как флагом, сразу же врубился. И хоть со скорбным видом, но все же кивнул.

Мёллера никто из нас не знал, этот солдат был новичком, только что прибыл вместе с пополнением. Как отреагирует он? Хайзер, привалившись грудью к краю воронки, приставил к глазам бинокль и стал смотреть на сторону неприятеля.

— Да, друзья мои, всем нам очень скоро придет каюк во славу нашего любимого фатерланда.

Эта фраза предназначалась исключительно Мёллеру. Тот явно должен был отреагировать.

— А я так мечтал вернуться домой, — подпел Хайзеру Крендл. — Но теперь, видимо, мечты мечтами и останутся. Что поделаешь — такова воля нашего фюрера.

— Думаю, они быстро нас здесь прикончат, — продолжал Хайзер. — Мне не раз приходилось видеть, как они из станковых пулеметов людей расстреливают — только руки и ноги разлетаются по сторонам. Но кое-кому приходится и помучиться, прежде чем сдохнуть. И американцы тебя тогда не пристрелят — нет уж, дорогой, ты помучайся перед смертью.

Было видно, как побелел Мёллер.

— А ты готов к этому? — в лоб спросил я у него.

— Мне умирать не хочется, — ответствовал рядовой Мёллер.

И тут же спохватился — такие слова вполне могли быть истолкованы, как трусость.

Но Хайзер тут же успокоил его.

— Ну, а кому хочется? — спросил он. — Но ведь все мы слышали, что сказал наш оберштурмфюрер — ни о какой капитуляции и речи быть не может.

Мёллер, почесав затылок, спросил:

— А что, разве гибель — выход из положения?

— А ты предпочел бы капитулировать? — не отставал от него Хайзер.

Вопрос этот был как бы риторическим, но все же мы ждали, каков будет ответ последнего из неопрошенных солдат нашего взвода.

Мёллер, оглядев всех нас, не мог не заметить наших хитроватых рож. А я тут взял да ткнул пальцем на лежавшую на земле белую нательную рубаху.

— Так ты с нами или нет? — без обиняков спросил Хайзер.

Мне показалось, что Мёллер чуть не подпрыгнул на месте от радости.

Судя поданным радиообмена противника, американцы готовили атаку в районе Альсфельда. Мы поглядывали назад на дома окраин. Сведения о готовящейся атаке я передал в штаб, запросив разрешение оставаться на прежней позиции для продолжения наблюдения и, в случае необходимости, корректировки огня одной-двух наших минометных батарей. Разрешение было получено. Таким образом, одна из стадий нашего плана была завершена.

— А что, если американцы выступят ночью? — спросил Крендл. — Как тогда дать им понять, что мы сдаемся?

Мы все невольно переглянулись. Вновь Фриц Крендл проявил присущую ему во всем смекалку и, сам того не желая, все враз усложнил. Впрочем, это он руководствовался отнюдь не досужими домыслами. Ни у кого из нас осветительных ракет не было. Так что оставалось довериться моим знаниям английского — просто кричать что есть мочи, что, дескать, мы складываем оружие и сдаемся.

На следующее утро я увидел, как к мосту движется бесконечная колонна американских танков «Шерман М-4», полугусеничных вездеходов, грузовиков и пехоты. Но по рации я передал в штаб ложное сообщение — мол, необходимо дождаться, пока «шерманы» подберутся поближе, чтобы тогда огонь наших минометчиков был действеннее.

Американцы уже были на мосту, штаб запросил у меня их координаты. Я рекомендовал офицеру пропустить часть сил противника через мост, а потом, нанеся по ним внезапный удар, блокировать движение остальных сил и техники. И офицер согласился с моей идеей. Естественно, в мои намерения никак не входило блокировать передвижение американских войск через мост.

Два «шермана», полугусеничный вездеход и около 60 человек пехотинцев уже миновали мост и были от нас метрах в 25. Тогда я привязал белую нательную рубаху к стволу своего MP-40/II, потом взглянул на Крендла и Хайзера — оба согласно кивнули, — подняв повыше импровизированный белый флаг, стал размахивать им.

Водитель следовавшего за танком вездехода поддал газу и стал двигаться прямо на нас, за ним бежали и пехотинцы с винтовками наперевес.

— Руки вверх! — кричали они по-немецки. — Вон из этой чертовой ямы!

Перейти на страницу:

Все книги серии Вторая Мировая война. Жизнь и смерть на Восточном фронте

По колено в крови. Откровения эсэсовца
По колено в крови. Откровения эсэсовца

«Meine Ehre Heist Treue» («Моя честь зовется верностью») — эта надпись украшала пряжки поясных ремней солдат войск СС. Такой ремень носил и автор данной книги, Funker (радист) 5-й дивизии СС «Викинг», одной из самых боевых и заслуженных частей Третьего Рейха. Сформированная накануне Великой Отечественной войны, эта дивизия вторглась в СССР в составе группы армий «Юг», воевала под Тернополем и Житомиром, в 1942 году дошла до Грозного, а в начале 44-го чудом вырвалась из Черкасского котла, потеряв при этом больше половины личного состава.Самому Гюнтеру Фляйшману «повезло» получить тяжелое ранение еще в Грозном, что спасло его от боев на уничтожение 1943 года и бесславной гибели в окружении. Лишь тогда он наконец осознал, что те, кто развязал захватническую войну против СССР, бросив германскую молодежь в беспощадную бойню Восточного фронта, не имеют чести и не заслуживают верности.Эта пронзительная книга — жестокий и правдивый рассказ об ужасах войны и погибших Kriegskameraden (боевых товарищах), о кровавых боях и тяжелых потерях, о собственных заблуждениях и запоздалом прозрении, о кошмарной жизни и чудовищной смерти на Восточном фронте.

Гюнтер Фляйшман

Биографии и Мемуары / Документальное
Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Он вступил в войска СС в 15 лет, став самым молодым солдатом нового Рейха. Он охранял концлагеря и участвовал в оккупации Чехословакии, в Польском и Французском походах. Но что такое настоящая война, понял только в России, где сражался в составе танковой дивизии СС «Мертвая голова». Битва за Ленинград и Демянский «котел», контрудар под Харьковом и Курская дуга — Герберт Крафт прошел через самые кровавые побоища Восточного фронта, был стрелком, пулеметчиком, водителем, выполняя смертельно опасные задания, доставляя боеприпасы на передовую и вывозя из-под огня раненых, затем снова пулеметчиком, командиром пехотного отделения, разведчиком. Он воочию видел все ужасы войны — кровь, грязь, гной, смерть — и рассказал об увиденном и пережитом в своем фронтовом дневнике, признанном одним из самых страшных и потрясающих документов Второй Мировой.

Герберт Крафт

Биографии и Мемуары / История / Проза / Проза о войне / Военная проза / Образование и наука / Документальное
«Черные эдельвейсы» СС. Горные стрелки в бою
«Черные эдельвейсы» СС. Горные стрелки в бою

Хотя горнострелковые части Вермахта и СС, больше известные у нас под прозвищем «черный эдельвейс» (Schwarz Edelweiss), применялись по прямому назначению нечасто, первоклассная подготовка, боевой дух и готовность сражаться в любых, самых сложных условиях делали их крайне опасным противником.Автор этой книги, ветеран горнострелковой дивизии СС «Норд» (6 SS-Gebirgs-Division «Nord»), не понаслышке знал, что такое война на Восточном фронте: лютые морозы зимой, грязь и комары летом, бесконечные бои, жесточайшие потери. Это — горькая исповедь Gebirgsäger'a (горного стрелка), который добровольно вступил в войска СС юным романтиком-идеалистом, верящим в «великую миссию Рейха», но очень скоро на собственной шкуре ощутил, что на войне нет никакой «романтики» — лишь тяжелая боевая работа, боль, кровь и смерть…

Иоганн Фосс

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза