По ком звенят кедры

Поселенцам предстояло обживать участок земли в 3800 акров в непроходимых джунглях на северо-западе страны, у самой венесуэльской границы. До ближайшего населенного пункта — гайанской столицы Джорджтауна — было 150 миль. Долгие месяцы люди работали от зари до зари, вырубали кустарник, валили деревья, расчищали участки земли, пахали, сеяли, строили крытые жестью сооружения, которым предстояло стать бараками для жилья, для отдыха, а также складскими помещениями будущего поселка, который официально назывался «Джонстаунская сельскохозяйственная и медицинская миссия», а в историю вошел просто — Джонстаун.

В последние месяцы 1977 года — часто в тайне от родных и знакомых — большая часть сан-францисского прихода «Народного Храма» готовилась присоединиться к своим братьям в Джонстауне. К концу года, когда обличения, начатые журналом «Нью уэст», стали нарастать как снежный ком, вся община переместилась из Сан-Франциско в отдаленный рабочий лагерь в Гайане.

В начале 1978 года даже превозносившая Джонса газета «Сан-Франциско кроникл» вдруг прозрела и в резкой форме представила читателям материал, в котором представила Джонстаун как концлагерь в джунглях, где преподобный Джонс руководит публичными экзекуциями, держит пятьдесят вооруженных охранников и готовит своих приверженцев к массовому самоубийству.

Летом того же года инициативная группа «Товарищи по несчастью», узнав об этой подготовке, потребовала от общественности принять хоть какие-то меры.

В ответ из джунглей моментально был выдан ответный залп. В пресс-релизе Джонса отступников обвиняли в «политическом заговоре» против церкви. В нем говорилось также «Мы готовы из последних сил, жизни своей не щадя, защищать Джонстаун. Таково единодушное мнение нашей общины».

Джонс нанял знаменитого адвоката Марка Лейна, известного как участника расследования обстоятельств убийства Кеннеди. Адвокат провел пресс-конференцию о якобы существующем «заговоре, имеющем целью уничтожение «Народного Храма» в Джонстауне и лично Джима Джонса».

Но, кроме той информации, что всплывала во время словесных баталий на страницах периодики, ничего конкретного из Джонстауна не поступало. Все письма из колонии тщательно перлюстрировалась бдительными помощниками Джонса.

По сути дела Джонстаун был плантацией, которым управляло семейство Джонсов со своей белой свитой, а чернокожее большинство с утра до вечера работало на полях, в тропическую жару, под присмотром белых охранников.

Рабочий день начинался в семь утра. Заканчивался с заходом солнца. Затем следовали обязательные собрания, которые порой затягивались до двух-трех часов ночи, пока люди не падали от изнеможения и усталости.

Фактически Джонстаун стал автономной диктатурой, имеющей собственную полицию, суд, тюрьму, школу, систему здравоохранения и самообороны.

На рекламных проспектах, которые посылались в Калифорнию, были фотографии, изображавшие тропический рай: счастливые лица, пальмы, играющие дети…

За кадром оставалась «Команда обучения» — сто человек отъявленных головорезов, вооруженных винтовками, пулеметами, самострелами. Как и сам Джонс, члены «команды обучения» имели доступ к спиртному и наркотикам, импортной еде, а также могли свободно выбирать сексуальных партнеров среди мужчин и среди женщин.

Теперь проповедник был свободен в своих действиях и желаниях. Над ним не стоял закон, полиция, сторонние наблюдатели. Из джунглей некуда было бежать.

В его государстве людей кормили чем попало, вынуждали жить и работать в антисанитарных условиях. У детей были глисты, вши многие страдали дизентерией. Не лучше обстояли дела и с социальной структурой. Джонс постарался полностью разрушить семьи. Мужчины и женщины жили в разных бараках, детей держали отдельно от родителей.

За малейшее нарушение сотен правил виновных жестоко наказывали.

Избиение или порка были обычным делом. Другим видом наказания была растяжка — четыре охранника тянули жертву за руки и за ноги в разные стороны, пока та не теряла сознание от боли. Провинившихся женщин избивали, после чего выставляли голыми и принуждали оказывать экзекуторам сексуальные услуги на виду у всего лагеря. Если мужа с женой заставали за беседой один на один, то женщину могли принудить к прилюдной мастурбации. Провинившихся наказывали едва ли не каждый час. Но самые серьезные провинности разбирали поздно вечером на общелагерных собраниях, где председательствовал Джонс.