По ком звонит звонок

Мастерман. Не хотите ли чаю? Пока ждете.

Фенвик. Нет, нет, благодарю. Мой обычай — виски в шесть.

Мастерман. Медового хруста?

Фенвик. Нет-нет. Я этого не ем. Только крышки собираю.

Мастерман. А с хлопьями что делаете?

Фенвик. Отдаю их моим пернатым друзьям.

Мастерман. Они им по вкусу?

Фенвик. Сметают в секунду. Я их сыплю в купальню для птиц. У меня садик в Уимблдоне, и там купальня. Вот чего мне в пустыне не хватало. Птиц. Такая обида. Мог бы там наблюдать за их жизнью в бинокль. Вот что еще на войне замечательно. Убиваешь, и притом остается свободное время наблюдать. И болтать с товарищами, пока ждешь. Как мы сейчас болтаем. Дожидаясь мисс Хардвич.

Мастерман. Как вы Роммеля дожидались.

Фенвик. Так точно.

Мастерман. А в Уимблдоне удается видеть интересных птиц?

Фенвик. У меня хороший старый армейский бинокль. И однажды мне удалось определить издали длиннохвостую синицу. Думаю, из наблюдения за птицами у меня и родилась мысль стать добровольцем-инспектором «Похода». И вот я перед вами… Снова в поиске.

Мастерман. По горячим следам.

Фенвик. Конечно, у меня нет полномочий на арест, но этого мерзавца я без колебаний задушил бы голыми руками. Как в добрые старые дни. (Показывает руками, скрючивая пальцы. Мастерман опасливо наблюдает за этой демонстрацией.) К несчастью, я сейчас страдаю подагрой, и большие пальцы могут подвести. Когда душишь, самая трудная работа достается большим пальцам. У нас был курс — бесшумного убийства, понимаете? Навыки остаются навечно, как езда на велосипеде. Конечно, когда бесшумности не требуется, большой урон можешь нанести обычным коленом. Очень болезненно, хоть и не убьешь. И эффект может быть длительным. К несчастью, у меня и в правом колене теперь подагра. Принимаю бутазолидин — но в критической ситуации мерзавец легко может удрать. Столько чудесных способов убийства — я помню все, но теперь от них мало толку. Я старик, осталось полагаться только на полицейский свисток. (Шарит в карманах.) Для самой-то интересной работы приходится констебля вызывать. (Пауза.) Господи. Я его не взял. Наверное, в пижаме оставил.

Мастерман. Вы его в пижаме носите?

Фенвик. Я с ним не расстаюсь. И надо же — забыть его, когда он так нужен, когда я чую свежий след. (Гасит сигарету.)

Мастерман. Чуете? (Обнюхивает себя и опасливо оглядывается на спрятанную кровать.)

Фенвик. Сколько, вы говорите, тут находитесь?

Мастерман. С полчаса.

Фенвик. Никто не заходил? Лысый урод в обтрепанном костюме, в очках и с дипломатом? Якобы продает наш журнал. Туфли почти развалились. Я протелефонировал в полицию словесный портрет. Далеко не мог уйти. Мисс Барби описала его на редкость хорошо для дамы ее возраста. Говорит, сразу поняла: что-то тут не то.

Мастерман. Почему же отвалила ему пятьдесят хрустов?

Фенвик. Хрустов?

Мастерман. В смысле, фунтов.

Фенвик. А, взял ее на жалость. Знаете, как работают эти типы. Слезу выжмут. Сказал, что фонд его уволит за слабые результаты.

Мастерман. Бесстыжее вранье.

Фенвик. Вранье, конечно. Такой ни перед чем не остановится. Она сказала, что слышала скрытые нотки угрозы в его жалобах.

Мастерман. Зарезать надо было старую перечницу.

Фенвик. Конечно, зарезать, если бы в мозгах было две извилины. Я бы уважал его за это. Она говорит, он стал подниматься по лестнице в этом направлении.

Мастерман. Минут двадцать назад кто-то действительно звонил в дверь.

Фенвик. Что?

Мастерман. Но я принимал ванну.

Фенвик. Он вошел?

Мастерман. Он только дверь открыл, и я велел ему уйти.

Фенвик. Но вы видели его?

Мастерман. Глаза были в мыле. Толком не разглядел.

Фенвик. А не мог он войти и прошмыгнуть в другую комнату? Когда я пришел, у вас тоже было не заперто.

Мастерман. Тут нет другой комнаты. Вот это все, что есть.

Фенвик. Но вы сказали, что принимали ванну.

Мастерман. Вон она. Под столом. (Поднимает скатерть.) Просто отодвинуть стол.

Фенвик. Остроумно.

Мастерман. Это студио-омнибус.

Фенвик. Но кухня, полагаю, должна быть? Он мог там притаиться.

^{Мастерман сдвигает стену и показывает кухню. Потом закрывает.}