Читаем По континентам и странам: Книга для учащихся полностью

На деревянных расах развешены отрезы пестрого ситца и дешевой одежды. Ее шьют на улице. Портняжничеством занимаются мужчины.

Рядом с их «мастерскими», прямо на земле, — разноцветные пластмассовые чашки и тарелки, крохотные зеркальца, горстки сигарет, гребенки, бусы, медные браслеты. Лежат горки арахиса по 10–12 орешков, початки кукурузы, которые продают, разделив на две-три части, и бананы, бананы, бананы, наполняющие воздух вокруг рынка тошнотворным кисловатым запахом.

Тут же, под открытым небом, на разложенных на земле банановых листьях и потертых циновках, разместились африканские пивные. В огромных, не меньше метра высотой, пузатых горшках икибинди пенится банановое пиво уругуагу. Кто хочет отведать этот напиток, покупает по соседству полый стебель тростника, опускает его в горшок и, стоя, потягивает пиво. Цена этого удовольствия — всего несколько мелких монет.

На столичном базаре, как и на внутреннем рынке страны г. целом, ощущается еще нехватка продовольствия. На своих крохотных полях крестьяне сеют немного сорго, фасоли, гороха, сажают батат, маниоку. Их доля в сельскохозяйственном производстве огромна: они дают около 80 процентов продовольственной продукции. Но все это потребляется самими крестьянскими семьями. Только немногие африканцы, живущие вблизи крупных населенных пунктов, доставляют небольшое количество продуктов на рынок. А это значит, что большинство руандийцев все еще живут натуральным хозяйством.

Колониальные методы приобщения африканской деревни к денежным отношениям не оправдали себя. До сих пор доход на душу населения в Руанде остается чуть ли не самым низким в мире.

Животные саванн

Саванна — африканская степь, в переводе с португальского означает «степь с деревьями». В саванне растут кусты и деревья: кусты — зарослями, деревья — рощами. Акации торчат словно зонтики, воткнутые в землю, так и называются — зонтичные акации.

Летом саванна влажная и зеленая, зимой — желтая и сухая. Водятся многочисленные крупные животные. Зебры пасутся вместе с жирафами и понимают друг друга с полувзгляда. Насторожатся жирафы — и зебры наставят уши. Жирафы в общем стаде вроде наблюдательных вышек: глаза так посажены, что все вокруг видят и головой не надо вертеть. Когда движется в зарослях стадо зебр и жирафов, сосчитать невозможно ни тех, ни других. Бока, шеи, головы, ноги — все перемешивается и рассыпается на полоски и пятна.

До чего же хороши зебры! Крепко сбитые, славно туго накачанные; так и распирает их от избытка жизненных сил. Задирают друг друга, брыкаются, катаются по земле, только копыта в пыли мелькают и полос на шкуре не видно. На ветер, как заботливый конюх, быстро очистит шкуру до блеска.

С дробным топотом хлынет стадо зебр от дороги — и в главах зарябит! II вдруг замрут, напружинятся, уши и грива торчком. Броские и заметные, словно полосатые столбики на крутом повороте шоссе.

Опустив к земле лошадиные морды, запылило в степь стадо антилоп гну. До чего несуразный зверь! С мордой коня, рогами быка, телом антилопы. Козлиная борода и лошадиный хвост. Сказочный конек-горбунок. Гну полны осторожности и любопытства. Набычив тугую шею и вскидывая костистым задом, гну при встрече уносятся в степь. Но скоро, прикрываясь кустами, возвращаются, высовывая из ветвей бородатые головы.

Пасутся гну с зебрами, жирафами и антилопами импала. И тоже понимают друг друга. Стада зверей сходятся, расходятся, перемешиваются. Тут только понимаешь, ради чего люди пускаются в далекие путешествия.

На воле многое открывается. Тут понимаешь, почему звери такие. Почему жираф похож на колокольню, а у бородавочника стерты коленки. Для чего птице-носорогу клювище-рог. Почему бегемот на ногах-коротышках.

Черные топкие берега истоптаны копытами буйволов. Торчат пучки зеленой болотной травы. Огромными угольными мешками влипли в жижу грязные буйволы. Лежат: жуют и дремлют, а рядом белые цапли.

У берега в озерке всплыла «кочка». На ней два выпученных жабьих глаза. Кочка о глазами! Самого бегемота не видно, сверху только глаза, уши да ноздри. А он все видит, все слышит. Легко и удобно ему в воде: бегемот в невесомости! Не надо держать на ногах-коротышках тушу в три тонны.

Крокодилы не трогают бегемотов: очень уж они толстокожие! А бегемоты крокодилов терпеть не могут. И ухитряются перекусить пополам: клыки у бегемотов по три килограмма! Они особенно хорошо видны, когда бегемоты зевают: этакие зевающие экскаваторы.

И еще сухая коряга и на ней две странные птицы — аисты-разини. Клювы у них не закрываются плотно, всегда чуть разинуты — потому и разини. Клювы похожи на длинные щипцы для колки орехов. Это и в самом деле щипцы, только раскалывают ими раковины улиток. Аисты-разини совсем не разини, своего не упустят. Зорко всматриваются в траву их зеленые ящеричные глаза, наготове клювы-щипцы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука