По краю мечты

Он обнимал её, нежно гладил и невесомо прижимался губами, стараясь сохранить в своей памяти все эти бесценные воспоминания. Слёзы душили его, не давая дышать. Лучше бы он умер прямо сейчас, чем бросить её одну. Но он ещё не выиграл эту войну и не отвоевал её у смерти. Двейн понимал, что она ещё так слаба и в ближайшие дни не сможет о себе позаботиться. Его мозг снова отчаянно искал выход, чувствуя, что время на исходе. Совсем скоро сюда придут, думая, что он сбежал, прихватив часы, придут удостоверится в этом. В отчаянии он спасал её жизнь, не думая тогда ни о чём, но сейчас его душа выгорала дотла, а сердце рвалось на куски от безумной тревоги и страха. Его терзали мысли, одна страшнее другой:

«Кто будет давать ей лекарство? Кто сможет позаботиться о ней, и кто будет кормить? Этот дом и все его вещи конфискуют. Куда тогда она пойдёт и где будет жить, если сможет выжить одна? И наконец, кто сможет объяснить ей, почему он бросил её одну?» – его била крупная дрожь, и боясь разбудить её, Вей осторожно высвободился из её объятий, укрыл одеялом и сел за кухонный стол, обхватив голову руками.

Две мысли, всего две, сводили его с ума, сменяя друг друга: «Она вернётся к Бетси и… или… будет скитаться по улицам, и тогда, сил ей надолго не хватит».

Двейн в отчаянии сжал кулаки и простонав, бессильно ударил ими по столу. Время неумолимо ускользало, и его мозг уже метался в агонии. Единственным призрачным шансом было то, что доктор обещал зайти к ним. Да, наверное, он уже забыл о них, мысленно похоронив чужую ему случайную девочку. Каждый день он видел болезнь и смерть. Но вдруг? Это единственное, за что сейчас могла зацепиться его рвущаяся на части душа. Двейн схватил лист бумаги и написал:

«Мистер Харрис, знаю, что Вы не должны. Но я умоляю Вас позаботиться об Эбби. Не могу сейчас всего рассказать, но ей некуда идти и не у кого просить помощи. Я обещал Вам, что никто не пострадает. И всего лишь продал эти чёртовы часы, чтобы спасти любимого человека. Знаю, что Вы не одобрите, знаю, что это воровство и я понесу заслуженное наказание. Я не имею никакого права просить Вас, но я умоляю помочь ей, пока она не поправится, а потом помочь получить ей наследство моего отца. Вам не будет это ничего стоить. Заберите мои инструменты в качестве платы за еду и кров. Она ничего не знает, поэтому прошу, как можно дольше ничего не рассказывать ей, пока она не окрепнет. Простите, что, загнанный в угол, я осмелился просит Вас обо всём этом, но сейчас Вы единственный человек, который может ей помочь».

С уважением и бесконечной благодарностью, Двейн Уэлби.

Ему было стыдно за это сумбурное и какое-то жалостливое письмо, но сил и времени переписывать его уже не было. На нетвёрдых ногах он прошёл в другой конец комнаты, достал инструменты и положил их на стол рядом с письмом, выложил туда же все деньги, что у него были, с трудом отыскал невесть куда заброшенный конверт с завещанием и положил его под своё письмо. Тяжело вздохнул, осмотрел всё цепким взглядом, постоял, а потом что-то вспомнив, поднял с пола давно заброшенный свёрток, разрезал бечёвку, развернул и повесил на спинку стула новое голубое платье.

Все его движения были медленными, поскольку душа его горела в аду, лишая последних физических сил. Он не чувствовал, что не ел уже вторые сутки и почти не спал, не чувствовал, как его вело в сторону от усталости и переживаний всех этих дней. Всё, что он мог ощущать сейчас, это как медленно умирала его душа. Обессиленно он вернулся к кровати и осторожно присел в её ногах.

– Прости, – еле слышно прошептал он, с нежностью глядя на девушку.

Он потерял счёт времени, неотрывно смотря на неё полными боли глазами, стараясь надолго запечатлеть в памяти каждую её чёрточку, этот любимый образ, зная, что только этим он будет жить ближайшие годы. С каждой минутой его всё больше и больше накрывало отчаяние. Надежда на то, что доктор всё-таки зайдёт к ним, уже казалась уму не сбыточной, загоняя его душу в плен панического страха и ужаса. Но придумать что-то ещё он не успел. Услышав на улице громкие голоса и шум, он понял, что это пришли за ним, и не в силах допустить, чтобы они разбудили и напугали её, арестовав у неё на глазах, он в отчаянии поцеловал её в губы, и простонав и не оборачиваясь, сам быстро выскочил на улицу. Происходящее дальше мало его волновало. Единственное, за что он был благодарен небесам, это то, что его конвоиры поленились зайти в дом. Он сразу во всём сознался и под недоумевающими и насмешливыми взглядами покорно проследовал за ними. Всё, о чём он мог думать сейчас – это о ней, стараясь побыстрее увести их от дома.

***