По краю огня (СИ)

— Не скажу, что Геон отделался малой кровью, — заключил Мурад ан Махшуд под конец своего рассказа, — однако ему удалось почти сравнять счет. Он сберег четыре пехотных дивизии — из них две тяжелые, и вполовину проредил строй данзарских бомбардиров. Кроме того, он отступает к Черной долине, куда наверняка сейчас сгоняют всю кавалерию из центральных лагерей страны, а конницу Данзар на запад не привел, и вряд ли есть смысл думать об этом теперь. Время упущено.

Шафи умолк, а его ученик, покусывая мундштук курительной трубки, прищурился. По всему выходило, что жертва Геона была не напрасной, но слишком уж сухо и ровно звучал сейчас голос учителя. «Значит, есть что-то еще», — подумал Фаиз, вновь сжимая зубами многострадальный мундштук. А спустя мгновение понял — шафи ни слова не сказал о магах.

— Мой господин!.. — встрепенулся молодой человек, и Мурад ан Махшуд улыбнулся одними губами, поняв, что он хочет спросить.

— Да, — отозвался он, — черномундирников своих Данзар от огня прикрыл. И магическая поддержка его армии всё еще вдвое сильней того, чем может похвастать Геон… Увы, пока еще вдвое. Насколько мне известно, архимаг Бар-Шаббы всё же решил удовлетворить просьбу Мэйнарда Второго, и вот-вот на западном побережье высадится тысяча боевых магов — свежая тысяча вдогон к той, что Данзар уже получил. А Геон оставил на Неспящей равнине почти треть всех своих чародеев.

Глава почтового двора усмехнулся.

— Наш повелитель воистину мудр. Он это предвидел, и, хвала Четырем, ни один из наших магов не остался на стенах Хелвинда. Однако вечно кормить Геон обещаниями мы не можем — его войска выступили к Черной долине, и Рауль Первый ждет от нас соблюдения договора.

— Черная долина, — пробормотал Фаиз, задумчиво скользя пальцами по обтянутой шелком трубке шаашира. — Выходит, мой господин, ставка сделана на нее?

— Определенно. На нее и на Даккарайскую пустошь, пускай к последней мы всё никак не можем подобраться — ее стерегут по всему периметру от рассвета до заката, а на ночь укрывают куполом. Что-то там затевается, и нешуточное… Этот бой должен решить судьбу Геона — и каковы бы ни были его результаты, они навсегда изменят историю.

Фаиз, сосредоточенно хмуря брови, поднял глаза на своего учителя:

— Значит, мы тоже не останемся в стороне?..

— Увы. В конечном итоге, Алмара и Геон союзники, а верности слову от Норт-Прентайсов ждать нечего. Больше тянуть мы не станем — Алмара пошлет своих магов к Черной долине. Рауль Первый получит спрошенное.

Фаиз медленно кивнул, про себя соглашаясь с решением аль-маратхи.

«Если Геон проиграет, — подумал он, — нам придется иметь дело уже не с Данзаром, но со всей коалицией юга, а это и Берс, и Эйсер, и Дикие степи — не говоря уже о Бар-Шаббе! Тысяча боевых магов пустяк в сравнении с перспективой остаться в гордом одиночестве против всех».

Глава 28

Известие о том, что Хелвинд пал, ураганом пронеслось по стране — и как действительный ураган прибило вокруг всех и вся. Геон, притихший, словно пригнувшийся к земле под тяжестью своего горя, встретил рассвет безмолвием. Столица, всегда такая шумная, потеряла голос: молчали пустые базары, не хлопали двери лавок и парадных подъездов, не звенели по мостовым подковы, мешаясь со скрипом колес… Хелвинд пал. Забрав с собой надежду на то, что Черной долине удастся избегнуть такой же печальной участи.

Все визиты и приемы были отменены, афиши театров крест-накрест перечеркнули белые бумажные полосы, над военными школами взвились в небо черные стяги. К вечеру Мидлхейм стряхнул с себя немоту, но его звонкий голос сменился опасливым, тревожным шепотом. Он клубился в опустевших светских гостиных, реял над столами трактиров и кабаков, монотонно гудел под потолками редакций столичных газет. «Крупнейшие угольные карьеры севера»… «Хелвинд защищали три горные крепости, а в Черной долине нет ни одной»… Мидлхейм полнился слухами и пророчествами одно страшнее другого. Старики предрекали темные времена, юнцы, горячась, рвались на фронт, а командиры военных лагерей Геона, с одинаково серыми лицами после бессонной ночи, только молча переглядывались между собой.

На Райленд опустилась густая, суровая тишь. За окнами казарм, что были полны и всё равно казались вымершими, повисли хмурые апрельские сумерки. До отбоя было еще далеко, но лампы горели только в передних: общие спальни все до одной окутывала траурная темнота. Солдаты и офицеры, сидя на своих койках, прислушивались к заунывному плачу ветра и пустым взглядом скользили от одного не занавешенного окна к другому — там, за стеклом, кружились в воздухе белые хлопья последней весенней метели.

Однако не весь лагерь умолк. В женской казарме, такой же полной и темной, дрожала струнами лютня, и одинокий печальный голос вслед за ней пел свою песню.

С неба падает… Это, наверно, снег.

Белым крошевом вдосталь усыпан мир.

Но не радует. Знаешь, почти что нет.

Мы потеряны здесь, на краю земли…