По краю огня (СИ)

— Происходит всё то же, Нейл, — грустно сказал он. — Война. Ты ведь слышал про Хелвинд?.. Ну вот, он был всего лишь разменной монетой. Наших много погибло — но и данзарский строй мы проредили, сейчас силы примерно равны, если не считать магов…

Медленно помешивая ложечкой чай, Зигмунд пересказал другу последние вести с фронта, упомянул об очередных подкреплениях из Бар-Шаббы, что архимаг отправил в помощь Данзару, и со вздохом закончил:

— Конечно, и нам оказали помощь — Алмара все-таки поставила под наши знамена тысячу боевых чародеев, но этого всё равно мало, Нейл. Поэтому ты здесь, а вслед за тобой мы ждем королеву: герцогство Лилии трудно сподвигнуть на военный союз, но его величество, как я понимаю, рассчитывает на узы крови… Конечно, армия Лилии невелика, но Геону сейчас важен каждый дракон. А их у Трея эль Моури около пяти сотен.

Нейл, отстраненно кивнув, покосился на забранное частой решеткой окно:

— Но почему Даккарай, Зигги?..

— Всё должно решиться в Черной долине. А до нее от Даккарайской пустоши рукой подать. Основные силы Геона уже на месте, близ перевала, алмарские боевики тоже на подходе, но его величество полагает, что этого может оказаться недостаточно. И если Данзар сметет наш щит у Черной долины, на помощь придет Даккарай.

Нейл непонимающе сдвинул брови:

— Так разве он не пуст, Зигги?..

Номер Третий загадочно улыбнулся. Склонив голову набок, прислушался к чему-то, вынул брегет, взглянул на стрелки и поднялся.

— Пойдем, — сказал он. — Уже без малого полночь.

Он поманил друга за собой к окну. Нейл, пожав плечами, остановился у подоконника — за стеклом и решеткой было темно.

— Зигги…

— Тс-с. Погоди. Смотри.

Де Шелоу, опершись ладонями о подоконник, подался вперед, высматривая что-то во мраке. Нейл, ничего не понимая, последовал его примеру. Прошла минута, за ней другая, откуда-то издалека донесся глухой вибрирующий звук колокола, и только лишь отзвучал последний, двенадцатый удар, неподвижная тьма за окном вспыхнула сотнями огней — на галереях, на площади — а следом на мостовые хлынула людская толпа. Строй за строем бойцы в голубых, синих и коричневых мундирах расходились во все стороны — улицами и переулками, между осветившимися желтыми квадратами окон домов, деловито стремясь куда-то. Даккарай ожил, проснулся, ушла тишина.

— Зигги, — пробормотал Нейл, скользя взглядом по площади, еще минуту назад такой пустынной и темной, а теперь кипящей людьми, словно наваристый суп. — Это… Что это?!

— План «Д», — услышал он.

Что это был за «план» и чем он был так хорош, Нейлу узнать не удалось — ни в этот день, ни на следующий. Зигги, по его же словам, подробностей не знал, а вернувшийся к утру Райан в ответ на расспросы Нейла только развел руками. «Прости, старина, — сказал он. — Гриф «совершенно секретно», разглашать не имею права. Но, полагаю, скоро ты всё увидишь сам». Настаивать Нейл не решился. Правда, так до сих пор почти ничего не увидел — много ли там разглядишь из окна?..

Конечно, тут, в Даккарае, рядом был Зигги, и Райан тоже заглядывал иногда, но веселее от этого не становилось. Приказом графа Бервика к фантомагу приставили охрану, десяток дюжих гвардейцев, что ежедневно к полудню сопровождали его в Большой загон, для тренировок с фантомами, а всё остальное время несли караул в коридоре. Покидать свои комнаты без особого распоряжения Нейлу было нельзя. Он несколько раз попробовал прорваться хоть к Зигги, в соседнюю дверь, но каждый раз его ловили и водворяли обратно — под соусом всё той же заботы о его безопасности, и в конце концов он сдался. Где ему было тягаться с Бервиком и его буревестниками?..

Неделя тянулась точно год, и с каждым новым днем тоска всё плотнее сжимала объятия. Здесь было еще хуже, чем во дворце. Даже несмотря на Зигги и то, что «горничную» с «камердинером» вслед за Нейлом в Даккарай не прислали. Решетки на окнах, караул у дверей, сходящие с ума фантомы — и одиночество. Единственным развлечением Нейла было торчать у подоконника по ночам, глядя на то, как живут другие, и рисовать — рисовать каждую свободную минуту, изводя кипы бумаги и целые связки карандашей, благо, хотя бы в этом его не ограничивали. От скуки исследовав свои комнаты вдоль и поперек, молодой человек обнаружил за посредственной акварелью в рамке над кроватью потайную нишу, и рисунки теперь сжигал не все. Складывал самые лучшие в папку и прятал, а иногда, после очередной изматывающей тренировки в Большом загоне, когда карандаш не держался в руках, раскладывал портреты вокруг себя на постели и просто глядел на них — смутно предчувствуя, что, кажется, недалек тот день, когда он начнет разговаривать с бумагой…