По лезвию бритвы

Дама в колье пододвинулась ближе, нежно разглядывая меня, словно сука во время течки. Похоже, в мужчинах она разбиралась не лучше, чем в драгоценностях. Вблизи она выглядела как особа, которую лучше всего рассматривать на расстоянии.

— Просто не верится, что мне так повезло, — начала она.

— Ты что, помешалась? Я же отымел тебя в прошлом году на весеннем приеме у лорда Аддингтона! Мы убежали за его пагоду, и я имел тебя сзади. Ты сказала, что лучше меня у тебя никого не было!

Ее лицо побледнело. Она определенно не нашла мою историю совершенно неправдоподобной. Пробормотав какое-то оправдание, она поспешила удалиться, оставив меня созерцать торжества наедине. Когда служанка с шампанским проходила мимо в другой раз, я, пользуясь случаем, разжился вторым бокалом.

Беконфилд стоял напротив статуи Шакры, как и приличествовало его положению хозяина и важной особы. Взмахом руки он подозвал меня к себе, как будто только теперь заметил мое присутствие, хотя на самом деле наблюдал за мной с того момента, как я вошел.

Вблизи свет ослеплял, яркий оранжево-желтый поток размывал детали. Клинок крепко обнимал рукой восхитительную мирадку, улыбаясь мне так, словно мы только что обменялись шуткой. Будто и не было никаких причин омрачать завязавшуюся между нами дружбу смертью своих товарищей от моей руки.

— Дорогая, вот тот человек, о котором я тебе говорил.

Он не потрудился меня представить.

— Приятно познакомиться, — ответил я, не сводя глаз с Беконфилда. — Грандиозная вечеринка. Должно быть, пришлось выложить пару серебреников.

Беконфилд наклонился ко мне, проливая шампанское через край бокала.

— Что такое деньги?

— Ничто, если они у вас водятся. Но проснешься утром без гроша и начинаешь пересчитывать крошки.

Герцог залпом допил шампанское.

— Должен признаться, меня удивило ваше намерение присоединиться к нам. Не думал, что вас интересуют балаганы подобного сорта. — Его рука скользнула вниз по шее девушки, которая продолжала при этом выказывать благоговейное послушание.

— Не мог позволить себе испортить вечер, не принеся вам своих поздравлений по случаю праздника.

— Среднезимье — мой самый любимый праздник. Обещание обновления и перемен, прошлый год предан забвению, новый — еще впереди.

— Только если смотреть на него с такой точки зрения.

— А как смотрите на него вы?

— По мне, так это просто повод отвлечься от холода, — ответил я.

Клинок посуровел.

— В этом году холода наступили рано.

— О да.

Дама Беконфилда прервала молчание:

— Вы приняли на себя какие-нибудь обязательства на будущий год?

— Обязуюсь дотянуть до следующего Среднезимья, — ответил я.

— Звучит как-то не слишком требовательно.

— Некоторые из нас будут испытывать с этим трудности.

Я воспользовался приходом нового гостя в качестве возможности удалиться.

— Полагаю, всецело занимать внимание нашего хозяина было бы неучтиво с моей стороны, — сказал я. — И боюсь, мне необходимо разыскать комнату для грима. — Отвесив поклон Беконфилду и его шлюхе, я направился к выходу.

Стражник, приросший к главной лестнице, явно не испытывал особого восторга оттого, что занимал пост на расстоянии четырех комнат от начинавшейся оргии. Я зашагал к нему, сжимая бедра.

— Скажи-ка, братец, как мне пройти в уборную? А то я того и гляди обмочу штаны.

Пока страж порядка решал, что для него важнее, охрана особняка или забота о гостях хозяина, я прошмыгнул мимо него. Услышав за спиной запоздалое ворчание, выражавшее его согласие, я свернул в боковой коридор и направился к служебному входу.

Проникнуть на территорию имения Кендрик мог без особых трудностей, поскольку все оборонительные укрепления особняка состояли из газонов да цветников на двенадцати акрах земли, окруженных живой изгородью. И я даже представить не мог, чтобы у него возникли сложности с замком, хотя бы и новейшей модели. Однако я слишком долго занимался этим делом, чтобы упустить подходящий случай оказать помощь. Отодвинув засов и подняв нижнюю задвижку, я вернулся назад тем же путем, которым пришел.

Вечеринка была в полном разгаре, атмосфера непринужденной беседы быстро отступала перед разгулом вакханалии. Над сборищем гостей стелились разноцветные облака дыма, сугробы прежде безукоризненно чистого искусственного снега теперь рассыпались по всему полу. Запасы дури на подвесных подносах заметно истощились, утратив вид рога наркотического изобилия, который они еще недавно являли. В дальнем углу толстяк развлекался с одной из служанок, занимаясь с ней тем, что в благовоспитанном обществе вызвало бы осуждение. Волшебный свет, льющийся из статуи Шакры, сменился с ярко-оранжевого на бледно-фиолетовый, от которого все действо казалось злонравным и иллюзорным.