По лезвию грани

Бреннан вошел в комнату и остановился. Его глаза расширились. Он уставился на нее, слегка приоткрыв рот.

Софи застыла, ее лицо соответствующим образом выдавало шок.

Шарлотта встретила взгляд Бреннана. Она знала, что ее самообладание было идеальным, но внутри она дрожала. Она даже не пыталась прикрыться. Она просто стояла, словно на ней было самое консервативное платье, даже выражение ее лица не изменилось.

Взгляд Бреннана блуждал по ее телу, задерживаясь на груди, животе и, наконец, на треугольнике между ног, едва прикрытом полупрозрачным черным кружевом. Она полностью завладела его вниманием. Женщина с благородным именем, приличная во всех внешних проявлениях и только что вышедшая из уединения, тайно носила наряд, который смутил бы профессионалку. Он должен был проглотить наживку. Комплект был сделан на заказ специально для него.

Прошло долгое мгновение.

Шарлотта подняла брови и сказала совершенно ровным голосом:

— Мне кажется, вы ошиблись комнатой, милорд.

Бреннан моргнул, словно просыпаясь. В дело вступил жизненный опыт в области этикета.

— Конечно. Прошу прощения, миледи.

Он вышел и закрыл дверь.

— Вот что значит знать, как правильно поступить в любой ситуации, а потом делать это с непоколебимым правом, — прошептала Софи.

У Шарлотты задрожали колени. Она рухнула в кресло.

* * *

ДЖОРДЖ наблюдал, как Бреннан вышел на лестничную площадку и направился к списку. На его лице застыло выражение глубокой сосредоточенности. Он остановился перед списком и долго смотрел на него.

Номер его комнаты и комнаты Шарлотты отличался ровно на одну цифру. Ее номер был 322, а его 522. Кальдару потребовалось немало манипуляций, чтобы это устроить. Любая существенная разница между цифрами, и Бреннан учуял бы подставу.

Мужчина покачал головой и начал подниматься по лестнице. Джордж отошел от колонны, подальше от Бреннана, и быстро зашагал прочь, держась поближе к стене. Он повернул за угол как раз в тот момент, когда Бреннан ступил на площадку четвертого этажа.

* * *

УЖИН был накрыт на одной из огромных террас и состоял из легких закусок.

— Я голодна, — пробормотала Софи.

— Предполагается, что после бала мы поужинаем в наших комнатах, — пробормотала Шарлотта и поправила ремень на левом плече Софи. Это платье, красивая вариация серо-голубого цвета с металлическим отливом, было результатом сотрудничества между ней и портнихой. Две тонкие бретельки поддерживали скромный лиф, облегавший стройную фигурку Софи. Тонкие слои ткани бледно-голубого и темно-синего цвета перекрывали лиф, сложенный с левой стороны и распространяющийся веером справа. Два собранных отреза ткани драпировались на бедрах Софи, достаточно плотно, чтобы подчеркнуть скромный изгиб ее бедер, но достаточно свободно, чтобы все еще быть уместным. Сквозь драпированную ткань на пол струилась широкая юбка, сшитая из слоев шифона.

Это было освежающее платье, отдающее дань молодости и легкое. Его стиль соответствовал платью самой Шарлотты. Она выбрала сине-зеленый шифон. Два слоя серебристой ткани служили ей рукавами. Узор продолжался вдоль ее боков, слои тянулись, чтобы обнять ее, подчеркивая талию и изгиб бедер. Крошечные серебристые точки, каждая чуть менее блестящая, чем ткань, прочертили тонкий узор на ее груди и животе, пока, наконец, ее юбка не превратилась в слои невесомого шифона.

Софи выглядела прекрасно. Сама она выглядела элегантно, и каждый дюйм ее тела был голубокровным, что именно и пыталась показать Шарлотта. Музыка становилась все громче. Скоро начнутся танцы. Она должна будет танцевать всего раз или два, но Софи это понравится…. и, скорее всего, она вызовет переполох. Шарлотта попросила ее продемонстрировать пару танцев, и ее работа ног была восхитительна.

Она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, оглядела собравшихся и наткнулась на лицо Ричарда. Он стоял на другой стороне террасы, в тени колонны, и смотрел на нее с потрясением и тоской, словно громом пораженный. Было больно. Ей было так больно стоять напротив него и знать, что она не может подойти к нему, не может прикоснуться к нему или уйти с ним. Шарлотта отвела взгляд.

Что бы ни происходило вокруг нее, глубоко внутри она всегда помнила, что или один из них, или они оба, могут не пережить этого. Они находились в постоянной опасности, и счастливый исход не был гарантирован. Это знание давило на нее, как вездесущее, сокрушительное бремя. Она просыпалась с ним и ложилась спать. Оно преследовало ее весь день. Иногда она отвлекалась и забывала, но неизбежно вспоминала, и когда это случалось, страх и тревога пронзали ее, как удар в живот. Ее горло сжималось, глаза наполнялись слезами, а грудь ныла. Несколько мгновений она была на грани слез, и ей приходилось уговаривать себя успокоиться.

Она скучала по Ричарду. Она беспокоилась о нем больше, чем о себе.