По лезвию грани

Ричард схватил Шарлотту за руку и крепко сжал.

— Нам придется прорубать себе путь. Держись за мной.

Он направился к месту схватки. На его пути появился раб. Ричард отбросил его в сторону и протиснулся между двумя рядами, слегка держа меч под углом.

Работорговцы разглядывали его, расходясь по сторонам. Он услышал, как люди Джейсона отступали.

Здесь, на пороге между насилием и миром, было его истинное место. Поколения воинов, уходящие в прошлое к свирепым туземным кланам, которые первыми бежали в Трясину, спасаясь от магической катастрофы, стояли точно так же, как он, балансируя на лезвии меча между жизнью и смертью. Здесь он держал себя в руках, был спокоен и умиротворен.

В тот краткий миг, когда их жизни соединялись, он действительно жил. Но для того, чтобы он испытал жизнь, его противники должны были умереть.

Первый работорговец двинулся вправо. Ричард наносил удары, колол и резал с точностью и скоростью хирурга, отточенными движениями бесчисленными часами практики. Он плавно развернулся и остановился, держа меч под углом вниз.

Работорговцы посмотрели на него.

Второй, четвертый, пятый и седьмой из них пали. Они не издали ни звука, просто рухнув на землю.

Оставшиеся работорговцы замерли на мучительную секунду и бросились на него. Он растворился в мгновении, нанося удары без раздумий, полностью инстинктивно. Разрез поперек груди, разворот, перерезание горла, разрез живота, удар под грудную клетку справа, свободный удар клинком поперек груди тем же движением, поворот, разрез поперек горла, выпад, вперед… и все кончено.

Слишком быстро. Все всегда кончалось слишком быстро.

Последний работорговец остановился, не дотянувшись до меча. Вытащить он его не успел. Человек на мгновение задержался в вертикальном положении и опустился на колени, борясь за воздух. Позади него магия Шарлотты свернулась спиралью, возвращаясь в ее тело.

Она стояла неподвижно, широко раскрыв глаза, и смотрела на него так, словно они встретились впервые. Вот оно, хотел сказать он ей. Вот кто я такой.

Он не мог сказать, была ли она удивлена или испугана, или, возможно, и то и другое, или ни то, ни другое. Его пронзило сожаление, но лучше бы она знала его истинную природу. Им надо было идти. Он взял ее за руку, и они побежали к воротам.

— Спасибо, — сказал он ей. — Это было храбро с твоей стороны, но и излишне. Пожалуйста, больше так не делай. Я не хочу случайно ранить тебя.

Она выдернула руку из его пальцев.

— Я не беспомощна, Ричард.

Неужели она находит его прикосновения отталкивающими? Он прорезал замок, запирающий ворота.

— Я знаю, что ты совсем не такая. Но ты сделала свое дело, и теперь моя очередь. Береги свои резервы. Они могут нам понадобиться.

Они вошли в ворота, и Шарлотта ахнула. Над ними на шесте висел труп. Мальчик, ровесник Джека. У него были выколоты глаза. Его рот был зашит. Его нос был сломанным месивом плоти и хрящей на лице, покрытым следами ожогов. Табличка, висевшая у него на шее, гласила: «Мы всегда наблюдаем».

Он уже видел такое раньше — любимое наглядное пособие работорговцев для предотвращения побега. Он вытащил Джейсона из ямы в земле как раз перед тем, как тот оказался бы на таком шесте. Гнев, горячий и яростный, вспыхнул в нем, а затем угас до кипения.

— Он был жив, — прошептала Шарлотта.

— Что?

— Он был жив, когда его изувечивали. Это предсмертные раны.

Тьма хлынула из нее. Волосы у него на затылке встали дыбом.

Шарлотта сжала кулаки.

— Я убью каждого работорговца, которого мы встретим.

Он обратил внимание на ее сжатые челюсти и тонкую линию губ. Ее глаза горели. Он узнал эту ярость. Они были старыми друзьями, и он знал, что бесполезно вставать у нее на пути.

— Как пожелаешь, — сказал он. — Все, о чем я прошу — это подняться на холм к бухгалтеру.

Впереди перед ними разворачивались улицы, взбираясь на невысокий холм. Они вместе двинулись вверх.

* * *

ДОМ стоял в стороне от улицы — величественный, респектабельный двухэтажный особняк, окруженный резными колоннами и пальмами. Рядом с обочиной была привязана бурая лошадь, которая, встряхивая ушами, нервно поглядывала на улицу.

Ричард оглянулся. Никого. Они оставили след из мертвых тел, и половина из них принадлежала Шарлотте. Она убивала снова и снова, движимая непреодолимой потребностью остановить дикость работорговцев. Он тоже был таким в начале этой заварухи. Тогда каждое новое увечье и зверство приводили его в ярость. Он видел вещи настолько неправильные и шокирующие, что единственной реакцией на них было уничтожение тех, кто их совершил. Это стало его моральной потребностью и единственным возможным человеческим ответом.

Теперь он видел это в Шарлотте. Она пыталась очистить город. Он не умел читать мысли, но точно знал, что происходит у нее в голове. Если бы только ей удалось убить всех работорговцев на их пути, боль прекратилась бы. Если она не убьет, ей придется пережить весь ужас того, что она видела за последние пять дней, и это разорвет ее на куски.