По линии взлёта

- Тогда зачем пришел?

- Хотел убедиться.

- Херь собачья, - усмехается Вит, по-хозяйски разваливаясь на стуле. Его пальцы вновь отбивают четкий ритм, выводя из себя. – Мы оба знаем, зачем ты сюда пришел. Но ты можешь и дальше обманывать и своего козла-директора, и себя…

Вит встает, резко отодвинув стул назад, отчего металлические ножки пролязгали по полу. Морщусь. Вит нагибается к столу, нависая надо мной. Я поджимаю губы.

- Тебе до жути хочется вновь оказаться здесь, - его пальцы указали на сцену. – Шкурка лощеного мальчика тебе тесна. Мыльные песни душат тебя. Воздуха надолго не хватит, а огонь внутри надо чем-то раздувать. Ты выдохнешься, а твой директор выпнет тебя под зад, как дворняжку на мороз. – Не могу вдохнуть. Горло онемело. Каждое слово эхом отскакивает внутри меня. Никто не знает меня лучше, чем этот говнюк. И ему плевать. - Но сюда ты не вернёшься. Я не позволю. – Да, Вит не простит. Пусть и делает вид, что ничего не чувствует. Мой выбор он принял как предательство. - Поэтому хватит питать себя иллюзией. Ты уже выбрал и теперь наберись смелости, сожми яйца в кулаке и иди, куда шёл.

Вит резко отворачивается, пара шагов, и он исчезает за дверью служебного входа.

Он не прав лишь в одном. От себя я не скрываю. Нет смысла обманывать себя. Я знаю, что меня ждёт, но продолжаю карабкаться. В надежде найти свежий ветерок, который сможет вновь напитать пожар в груди кислородом, давая ему шанс выжить.

3

8 месяцев спустя

POV Вили

В груди жжётся, а тело то и дело бросает в жар. Я пошевелилась, понимая, что проснулась, но желая снова провалиться в сон. Мне необходимо убежать от реальности, чтобы забыться. Не хочу верить и осознавать, что уже ничего не вернуть.

В дверь тихонечко заскреблись. Я лишь шумно выдохнула. Малейшее движение вызывает покалывание. Чуть двигаю головой, чтобы посмотреть, кто приоткрыл дверь. В неё просовывается темная чёлка.

- Долго ты ещё будешь тут лежать? – спрашивает мой братик, аккуратно, словно боясь, что я его выгоню, входит в комнату мамы, в которой я поселилась месяц назад.

- Вечно, - буркнула я, уткнувшись носом в подушку.

- Ну же, Вили, - брат плюхается на кровать с помятой простынёй и сбившимся одеялом. – Давай сходим куда-нибудь? На улице очень тепло, и солнце вон как ярко светит, погляди. Пойдем, а?

- Не хочу. Ничего не хочу.

- А я хочу! – упрямится братик. – И ты ведь должна обо мне заботиться, разве нет? Я хочу мороженое из «Пингвинчика».

Губа дергается при упоминании маминого любимого детского кафе. Она часто водила нас с Захаром поесть шоколадного мороженого, вплоть до того момента пока болезнь не уложила её в эту самую кровать, а затем и в место гораздо ужаснее. По коже прокатывает дрожь, когда страшная картинка вновь всплывает перед глазами.

- Вили? – Брат касается моего плеча, слегка встряхивает. – Давай сходим?

- Иди с папой, - отмахиваюсь, но уже понимаю, что мне не отвертеться.

- Он не пойдет. – Захар грустно вздыхает. – Папа заперся у себя в кабинете. – Кто бы сомневался? - Он там пьет уже месяц, а ты лежишь здесь. Приехала тетя Оля и дядя Фил. – Жмурюсь. Эта новость меня не радует. - Настроение у неё как у Гошика.

Усмехаюсь. Захар всегда попадает в точку. Очень точное сравнение тетки и соседской овчарки, которая каждый раз взрывается отчаянным лаем, когда мы проходим около забора.

- Хорошо, - обречённо выдыхаю. – Дай мне пять минут.

Брат радостно подпрыгивает, соскакивает с кровати и пулей вылетает из комнаты. Мне ничего не остается, кроме как тоже встать с постели, чтобы побрести в свою комнату.

На голове воронье гнездо, под глазами фиолетовые мешки, а на коже следы от помятой подушки. В груди печёт, когда я пытаюсь придать себе менее убогий вид. Волосы закатываю в высокую култышку, принимаю душ, чтобы хоть чуть-чуть освежиться, и чтобы люди в кафе не шарахались от меня словно от прокаженной.

Надеваю на себя первое попавшееся – черные джинсы и тонкий невзрачный свитер. Какая разница, как я выгляжу?

Брат уже ждёт меня внизу. На улице и правда тепло. Май только начался, а солнце уже диктует свои правила. Хорошо, что я додумалась взять солнцезащитные очки, чтобы скрыть огромные синие мешки под глазами. Они еще и от солнца защитят.

Мороженое приятно охладило внутренности, но пожар, находящийся глубоко внутри, так просто не потушить. Боль поселилась внутри навечно, глубоко запустив длинные корни. До неё не добраться и не выковырять. Да я и не хочу. И пусть со временем я научусь с ней сосуществовать,  она всегда будет влиять на мою жизнь.

Я медленно двигалась по небольшому скверу, ведущему к нашему дому. Брат тоже не спешил. Чем ближе мы подходили к дому, тем медленнее становился шаг.

- Знаешь, - вдруг говорит младший братик, и слова его звучат вовсе не по-детски, - мама бы очень расстроилась, если бы увидела, что происходит в доме после её ухода.

Коленки дрогнули. Я остановилась, повернулась к брату.

- Она очень боялась, что папа вновь начнёт пить, а ты замкнёшься в себе.

Захар нахмурил свои не по годам густые брови. Мой братик всегда вёл себя словно взрослый.