По медвежьему следу

Уже в сумерках добрались до Чаужского нагорья, где намечен был базовый лагерь, возле каторжанской избушки. В ней, по преданию, таился беглый каторжник, еще когда дед Матвея Васильевича был молодым.

Лошадей разгрузили. Борис, глядя на дымящиеся их спины и бессильно опущенные к самой земле головы, проникся сочувствием и вспомнил про овес, который они притащили и безусловно заслужили. Он распорядился их щедро накормить и — получил урок! Андрей ему пояснил, что накормить разгоряченных лошадей — это значит их загубить, надо часа два дать им остыть…

Утром, проводив в Молокановку накормленных овсом лошадей при двух коногонах, занялись устройством лагеря. Поставили три палатки и натянули их, как барабан, не только для лучшей защиты от дождя, но и потому, что есть в этом свой шик!

Избушку оборудовали под склад. Выложили из камня печку и вмуровали чугунный казан. Из жердей сколотили длинный стол и скамейки, натянули над ними брезентовый тент, а над ним антенну, и «столовая-клуб» была готова.

От ручья прорыли канавку к уступу и оборудовали там «умывальник-душ».

О пожарной безопасности тоже позаботились — окаймили лагерь просекой и взрыхлили землю.

В дополнение ко всему этому, положенному по инструкции, Андрей ловко вырубил из бревна медведя, стоящего на задних лапах, со сверкающими в оскаленной пасти зубами из расплющенных патронов.

Этого «покровителя фирмы» установили возле очага, и вид его придавал всему лагерю какую-то веселость.

Свое участие в благоустройстве Борис ограничил руководящими указаниями, а сам поспешил начать главное дело. Все то, что узнал в архивах, увидел с высоты, теперь надо было опознать в натуре, привязать к карте и создать для отряда фронт работ, наметив точки отбора проб, согласно с проектом, но лучше, чем по проекту. Присматриваясь к строению рельефа, Борис стремился понять пути перемещения наносов, чтобы расположить пробы там, где накапливаются тяжелые минералы.

Всем этим он занялся было в одиночку, точнее, в сопровождении Чарли, но когда Андрей воспротивился: «Медведь сейчас голодный, злой!» — Борис взял в личную охрану Андрюшу.

Медведя они увидели только один раз, и то издали, но охраняющий оказался хорошим помощником, прирожденным поисковиком. Он хорошо готовил дорогу для начальника — кайлой и кувалдой расчищал обнажения, разбивал камни. Они сработались и быстро подготовили для отбора проб большой участок, прилегающий к лагерю.

Настали горячие дни. Надо было наладить работу, все учесть, за всем уследить.

Эти первые дни работы запомнились Борису в деталях. То, что было гладко на бумаге, в проекте, предстало на деле совсем иным, трудноосуществимым. Местами углубиться до коренных пород мешал приток воды, а рядом земля еще и не собиралась оттаивать, блестел лед. И все же кайлой и лопатой («Пробьемся, ребята!») пробы брали и заполняли брезентовые мешки до метки «пятьдесят килограммов» — галькой, песком, глиной, подвозили их к воде и коченеющими, в резиновых перчатках, пальцами осторожно, каждый камешек очищая от глины, вели промывку до серого шлиха. Затем его перемещали из лотка в ковш, домывали и подсушивали на огне и, не увидев золота, пересыпали в пакет.

И так пробу за пробой, встречая каждую с надеждой…

Борис то участвовал в промывке, то изучал содержимое пакетов, то трусцой одолевал склоны, подготовляя фронт работ. На ходу он часто напевал: «И мне верится, что вот, за ближайшим поворотом…», дополняя эти слова Окуджавы своими, к случаю подходящими.

Так день за днем, то пешком, то верхом, по двенадцать часов, с надеждой, что вот-вот в пробах или под ногами обнаружится золотой след…

Это была лучшая для геолога пора, когда еще не скрыл землю зеленый ковер, а гнус не набрал силы.

Следуя совету Пластунова, Борис спешил охватить поиском низкие, заболоченные места — царство комаров. Поэтому, как только люди привыкли к работе, он разделил отряд на три звена, а сам поспевал от одного к другому и на базу возвращался, шатаясь от усталости.

Рабочий день на этом не заканчивался. После ужина, в котором каша занимала место подчиненное, а на первом были дичина и форель — в любом ручье она ловилась даже на голый крючок, — мучительно хотелось спать. Приходилось применять к себе жестокие меры, потому что геолог обязан нанести на карту и отобразить в дневнике познанное за день. А после этого стремился Борис раскрыть свой личный дневник, где прозой и стихами рассказывал он Тане обо всем. Раз в две недели, возвращаясь в Молокановку, кое-что из этих записей отправлял ей, чтобы она знала, чем заполнена его жизнь, и не забывала.

…Давно уже спали все в лагере, когда исчезала для него явь в холодных объятьях спального мешка.

Так продолжались труды, пока без руды, в непрерывном ожидании удачи.

ПРИРОДА ШУТИТ

В первой же пробе, вблизи русла речки Шайтанки, обнаружили золотинку, точнее, даже золотину, одну, но довольно крупную — полтора миллиметра в диаметре и слабо окатанную.