По медвежьему следу

Рука дрожала, когда Борис ее, долгожданную, разглядывал. Сразу же он перебросил туда лагерь и начал погоню. Всех охватил азарт поиска, работали от темна и до темна, так что для заполнения дневников сил не оставалось.

Спустя два дня еще одну «золотую рыбку», похожую на первую, поймали на высокой террасе левого берега.

— «Надежды маленький оркестрик…» — напевал Борис, исхаживая склоны, разглядывая каждый камень. Андрюша разбивал их с особым рвением.

Всем отрядом день за днем рыли до коренных пород, пробы брали послойно, промывали с особой тщательностью… Охватили детальным поиском всю долину и водоразделы и… Как с неба свалились эти «рыбки»!

Пришлось Борису вызвать Пластунова раньше, чем было условлено. Он, все осмотрев, заключил, что поиск проведен достаточно детально, чтобы признать: «Здесь природа шутит!» Надо оставить решение этой шайтанской загадки на будущее, а сейчас продолжать изучение района по проекту.

То, что удача обернулась неудачей, на всех в отряде навело уныние. К тому же моросил в те дни дождь и комарье донимало так, что даже спать приходилось в накомарниках.

Вероятно, в связи со всем этим Пластунов попросил собраться всех и, сидя под защитой дымокура, высказал свое мнение о том, что вторая, пока тоже безадресная, находка добавляет уверенности, что адрес существует. Он рассказал о выявленных в наши дни особенностях строения Сибирской платформы, верхний этаж которой нарушен разломами — протяженными и кольцевыми, и доказано, что по ним во многих районах проникали из глубин рудоносные растворы. Похожие условия на Африканской платформе. Она более доступна, и там найдены самые крупные в мире месторождения золота и платины. А Сибирь еще ждет своего часа и наших усилий в трудных условиях, среди болот и вечной мерзлоты…

После приезда Пластунова настроение немного улучшилось.

И все же, шагая в маршрутах, Борис напевал песни грустные: «Ямщик, не гони… мне некуда больше…» или «Здесь только пыль, пыль, пыль…», а Витянька — он сменил Андрюшу на посту помощника — старался его развеселить. Собирал на ходу для него землянику, жимолость, голубику да и грибов приносил в лагерь полное лукошко. Этим и ограничивались их находки. Борис, оконтуривая на карте плоскогорья и бессточные котловины, все больше осознавал, как мало пригоден шлиховой метод для такого рельефа, и ломал голову, как одолеть трудности… Пришел он к выводу, что прямой поиск берлог может в таких местах быстрее привести к цели, и, освободив Андрея, Василия и Андрюшу от иных дел, поручил это задание им. И в Молокановке всем объявил, что за каждую найденную берлогу полагается премия. Разрешения у своего начальства он не стал дожидаться и решил рискнуть в пределах своей месячной зарплаты.

…Все больше оранжевых и желтых островов виднелось в зеленом море… Казалось, что каждую ночь незримый художник раскрашивает тайгу осенним узором.

Дни становились все короче, и хрустели по утрам льдинки. Приходилось спешить, чтобы выполнить намеченное.

Комарье угомонилось, но мошка стала свирепой, тучи ее просто пожирали людей и лошадей. Все раньше темнело, и больше времени проводил Борис у огонька, в беседах, особенно с Матвеем Васильевичем. Его он расспрашивал о медвежьих «свычаях и обычаях». Не только потому, что это было само по себе интересно, он понимал, что эта тема должна возникнуть вновь, когда будут обсуждаться итоги поиска — труды без руды!

Еле-еле, уже шагая по снегу, выполнили все согласно плану и графику. Опустел базовый лагерь — только медведь с блестящими зубами остался возле каторжанской избушки.

И вот последний караван — восемь лошадей, четыре коновода, впереди Андрей и позади начальник. Как капитан, последним уходил он с таежного корабля.

Ветер да мгла да заснеженная тропа. Она виляет, а вьюки словно распухли, цепляют за деревья и скалы. Лошади злятся, спешат. Трещат вьюки, трещат ветки, раскачиваются, осыпая снег на разгоряченные лица, за шиворот.

— Стоп! — кричит Андрей. — Успокоить нервных, подтянуть ремни! Интервал пять метров, не налезай, бойся лошадиного зада!

Грустно в эти дни было Борису, а тут повеселел, рассмеялся.

И снова вперед — по земле, словно изрытой оспой, с котлованами и буграми, похожими на доты, по окаменевшей мертвой зыби — причудливому рельефу вечной мерзлоты — вверх-вниз, вверх-вниз.

Вышли на голый, заснеженный склон. Тропа пошла круто вверх.

Ух и тяжело! Уже давно пришло второе дыхание, но и его не хватает. Надо помогать лошадям, изо всех сил тянуть за повод, за вьюк, бежать рядом и отскакивать, давая им дорогу. Они идут скачками, глаза сверкают зло — того гляди, сомнут! Из-под копыт — фонтаном — комья снега, земли, листьев.

Отдав все силы, лошади мгновенно замирают, торчком поставив копыта, впиваясь ими в землю. Разит пóтом и прелью.

Еще рывок, еще… И наконец-то под ногами ровная каменистая площадка. Выскочив на перевал, и люди, и лошади застывали неподвижно, словно от удивления: впереди сверкали огни, подмигивали, переливались.

Все лошади, как по команде, шумно принюхиваясь, насторожили уши и вдруг дружно заржали.