Читаем По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха полностью

Кузина держалась очень просто. Они с Сэнсэем много смеялись. Она рассказала о посещаемом ею семинаре по космическому сознанию. Тэрасава-сэнсэй говорил ей, что в наше время невозможно достичь дзэн и самадхи своими силами. Поэтому во главу угла должна быть поставлена другая практика – практика Бодхисаттвы Никогда Не Презирающего, то есть уважение и почитание каждого человека, независимо от его положения и отношения к тебе. Лишь затем Будда сам наделит тебя всеми необходимыми силами и состоянием сознания.


15 октября 1994 г. Едем к старшей кузине Сэнсэя. Она живет в двухэтажном шикарном доме. Много натурального дерева. Все изысканно. Не по-японски высокие и большие комнаты. Нас встретила вся семья: старшая кузина, ее муж, 18-летняя дочь и бабушка – жена покойного дяди – с мальчиком. Как я понял, это второй ребенок кузины. По японским традициям он живет не с родителями, а с бабушкой (в домике неподалеку).

Муж кузины работает в компании «Фуджи цу». Три года он вместе с женой и дочкой, которая неплохо владеет английским, жил в Америке. Племянница похожа на Сэнсэя даже больше, чем обе его кузины. Девушка была удивлена: «Почему русская молодежь идет в монахи, а не в бизнес или политику?». Сама она хочет стать (ни много ни мало!) президентом Японии, чтобы реально помочь своей стране. Я поспешил заверить ее, что таких, как мы, монахов в России единицы. Тут в разговор вступил Андрей, которого Сэнсэй представил своей племяннице как молодого русского бизнесмена.

Перед церемонией (мы провели ее все вместе в алтарной комнате, где раньше жил дядя Сэнсэя) нас основательно попотчевали кофе со сладостями, «чтобы громче пели». Кузина сразу же убирала со стола обертки поглощаемых гостями конфет. «Параноик чистоты», – посмеивалась дочка. Семья показалась мне веселой и дружной.

В этом большом доме алтарная комната – маленькая, все в ней какое-то игрушечное. Снова у меня возникло очень отчетливое ощущение «игрушечной» Японии. Все здесь создано словно бы не для взрослых, а для детей, которым стараются давать только самое лучшее.

Во время церемонии бабушка тоже била в барабан, как бы возглавляя мирян. Племянница и племянник все время сидели на корточках. В конце церемонии Тэрасава-сэнсэй рассказал своим родственникам о нашем путешествии. Потом он извинился перед нами: мы не знаем японского языка и не поняли, что обсуждалось. Может быть, даже хорошо, что разговор не мешал нам понять главное – отношения Учителя с родней. Когда в России мы будем переживать тяжелые семейные ситуации в связи с избранным нами монашеским путем, это воспоминание будет нам поддержкой и руководством.

По дороге на службу в храме Тама-додзё[53] зашли в дом бабушки (ей 77 лет – японский возраст счастья).

Когда мы прибыли в храм, церемония уже началась. На ней присутствовали только два монаха и монахиня. Я бил в большой храмовый барабан. Долго бить в него трудно. Тело гудит, руки дрожат, но бросить не хочется – увлекает борьба за сильный глубокий звук. Однажды Тэрасава-сэнсэй рассказывал, что, живя в Индии, он много времени уделял этому занятию. А Нитидацу Фудзии как-то попросил одну монахиню сочинить стихотворение – и оно пришло к ней, только когда она несколько часов подряд в слезах била в большой храмовый барабан.

После церемонии монахи сделали нам подношение четырьмя пакетами всяких продуктов. Сергей попытался отказаться, но монахи ответили, что, если мы не хотим сейчас взять, то продукты будут ждать нас здесь до следующего приезда в Японию… Проходя мимо кафе возле нашего дома в Омори, Тэрасава-сэнсэй наигранно вздыхал, что теперь мы не зайдем туда: ведь у нас уже есть еда. Обнаружив в тех пакетах несколько коробок кукурузных хлопьев с истекшим сроком годности, я понял истинный юмор монахов из Тама-додзё…

Дома много народа. Окора-сан перед отъездом на гастроли в Польшу собрал друзей. Мы познакомились с африканцем из Сенегала. Худой молодой человек с бородкой, совсем не сутулится, что не очень характерно для людей большого роста. У меня в голове пронеслась смешная мысль: как бы он не уронил с такой высоты свою голову. Сенегалец похвалил нас: «То, что вы делаете, – прекрасно». Он барабанщик. К своему инструменту, который напоминает круглую тумбочку, относится как к священной вещи. «Это – моя жена», – погладил сенегалец свою «тумбочку». За час он может изготовить три таких. Если не играть каждый день, из барабана уходит душа, считает он, и тогда надо идти к своему учителю, чтобы он «воскресил» барабан.


16 октября 1994 г. На утренней церемонии Сэнсэй говорил о множестве более совершенных миров вокруг нас, которые мы не способны увидеть. Нам кажется, что мы живем просто в доме в районе Омори, но на самом деле все гораздо сложнее. Лотосовая сутра дает частичное описание этих других миров, других существ… Они очень помогают нам в нашей практике, хоть мы и не подозреваем об их существовании. Ведь у нас нет собственных добродетелей…

Перейти на страницу:

Все книги серии Где наши не пропадали

Один в океане. История побега
Один в океане. История побега

Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).

Слава Курилов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза