Читаем По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха полностью

Здесь заканчивается горная часть Непала. Лица у людей кажутся агрессивными, будто они находятся в состоянии постоянной войны с кем-то. Таково общее отличие равнинных жителей от горцев.

Говорят еще, что разреженный воздух высокогорий делает голос тихим (приходится беречь кислород на выдохе), однако Покхара, видимо, расположена не так высоко: покхарские непальцы крикливы так же, как и все индусы. Причем, в отличие от равнинных индусов, крикливость у них не агрессивная, а веселая какая-то. Веселость эта, правда, кажется порой чрезмерной, наводящей на мысль об употреблении наркотиков. Такое подозрение особенно окрепло у меня в Тансене: все горожане как будто в легком подпитии, но каком-то очень специфическом…

Спускаясь с гор в Баурах, мы проезжали красивейшие места, с водопадами почти прямо над дорогой, вьющейся серпантином, с горными речками под веревочными мостами. В Баурахе мы из автобуса пересели на джип.

Дорогу от Баураха до Лумбини проложили совсем недавно. Когда Тэрасава-сэнсэй был здесь 23 года назад, тут не знали автомобилей и ездили исключительно на лошадях. Вдоль шоссе то и дело встречаются вязанки хвороста.

В Лумбини родился царевич Сиддхартха, когда его мать Майя возвращалась в Капилавасту от своего отца, которого, по обычаю, должна была навестить перед родами. По дороге кортеж остановился, царевна захотела прогуляться в роще. Во время прогулки она и родила Будду. Сохранился пруд, где Майя обмылась после родов. А на том самом месте, где появился на свет Сиддхартха, стоит основание колонны, воздвигнутой царем Ашокой. Сама колонна упала и теперь поставлена рядом с основанием. Чуть поодаль расположены развалины храма, построенного в честь Майи.

Лумбини совсем недавно стало посещаемым, туристическим местом. Но издавна тут стоит тхеравадинский храм. Сегодня множество лам собралось в нем для проведения некой практики. Нам бы не хватило места для ночлега, поэтому мы поехали в храм Ниппондзан Мёходзи, до которого отсюда километров пять.

Возле храма строится ступа. Настоятель – японец Набатамэ-сёнин[92]. Тэрасава-сэнсэй говорит, что Набатамэ-сёнин – монах гандийского стиля. В храме все простенько, но удобно. Каменные полы дают прохладу, которая, в отличие от горных районов, необходима здесь круглый год.

Собственно говоря, кроме этого храма да того, тхеравадинского, до недавних пор в этих местах не было никаких буддийских храмов. Этот разрешили строить лишь пять лет назад. Лумбини является заповедной зоной, сюда прилетают зимой сибирские журавли. Повсюду пустынно, поля и большие огороженные лесопосадки. Никакого сравнения с пыльной, загазованной, галдящей Бодхгаей. Это, однако, вовсе не значит, что район не нужно развивать.

Тэрасава-сэнсэй рассказал об одном японском объединении, собравшем большие деньги на развитие района, но так ничего и не сделавшем. Другая японская ассоциация построила общебуддийскую библиотеку, в модернистском стиле, как это любят японцы. Вокруг парка Лумбини появилось несколько корейских и тибетских храмов, а также бирманская ступа. Есть и японский отель «Хокке» (Цветок Дхармы; японская гостиница с таким же названием существует и в Раджгире), его бизнес уже процветает. Но пока все равно место выглядит заброшенным. Впечатление это усугубляют дети, которые здесь не выпрашивают, а просто вымогают деньги. Алексею они сказали: «Ты – монах, значит должен делать подаяние!».


12 декабря 1996 г. Утро началось, как мы уже привыкли, церемонией в 5 часов, продолжавшейся до 6.30. В конце службы обошли строящуюся ступу. Пока это только фундамент и леса самой первой ступени. Ступа обещает быть самой большой в нашем ордене, если не во всем буддийском мире.

После короткой молитвы в комнате, посвященной Нитидацу Фудзии (он, однако, не жил здесь, землю выделили после его смерти), пошли завтракать. Заканчивается трапеза обычно тем, что каждый берет по чуть-чуть от пищи, снятой с алтаря. На алтарь ее ставят сразу, как только завтрак готов, что происходит обычно к концу службы. В некоторых монастырях Ниппондзан Мёходзи еще и перед трапезой передают по кругу стакан с водой, но не для того, чтобы каждый отпил, – в воду все кладут по кусочку своей пищи. Это для голодных духов[93]. Слава подметил, что у разных монастырей разное меню – наверное, как стимул для монахов побольше путешествовать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Где наши не пропадали

Один в океане. История побега
Один в океане. История побега

Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).

Слава Курилов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза