По моим правилам

Да насрать я хотел на это положено! Не место мне там было совершенно. Это больно. Видеть, как какой-то безразличный мужик забивает гвозди. Заколачивает твою тупую детскую надежду на чудо.

Я тогда умер. Словно меня туда же положили и закопали. Больше я туда не ходил. Никогда. Ни разу. Для меня кладбище навсегда осталось запретным и страшным местом.

А потом тот самый разговор. Я сидел в комнате и слышал:

– В смысле в аварию попал? В смысле в тяжелом состоянии? Вы меня, должно быть, с кем-то путаете! Да, Самсонов, но…

Небо может падать на землю бесчисленное количество раз. Главное в этом – надежда. Надежда на то, что все будет хорошо. И она снова спасала меня. Помогала не впасть в тягучее липкое отчаяние.

Я ехал в такси. Хз как вызвал его. Кажется, просто сел и велел гнать в больницу. Меня будто бы заморозило. Настолько отчаянно, что не мог пошевелиться и лишь сжимал телефон тренера в руке.

Нет. Я не могу их потерять. Я решительно отказываюсь в это верить. Потому что в этой жизни с меня хватит дерьма. Я настолько четко осознал это, что увидел себя словно со стороны.

Маленького несчастного мальчика. Жертву, которой я был столько лет, оплакивая свою боль и ошибки. Хватит. Я больше не жертва. Моя жизнь только в моих руках, и мне решать, какой она будет! Хлопнул по сиденью в сердцах.

Водитель слова не сказал. Но я даже извинился. Достало. Они выживут, и мы будем жить. Нормально, втроем! В любви и согласии, насколько сможем. Вместе…

Но душу все равно жгла тревога. Она была настолько сильной, что я забывал даже про спину. Случайно опирался на нее и с шипением возвращался в положение стойкого оловянного солдатика.

А потом машина на светофоре остановилась, и я лицом к лицу столкнулся с баннером. На нем счастливая мамочка держала на руках новорожденного ребенка. Дочку, судя по розовым оборкам.

Дочку…

Посмотрел на телефон тренера, что в руке дрожал. Заблокированный. Экран загорелся, и я ввел четыре единицы. Подошло. Знак, не иначе. Набрал в интернете поисковый запрос.

Скрипя зубами, увидел нужный контакт. Не личный, центра. Нажал кнопку вызова. Долгие, невыносимо медленные гудки, конечно, не могли сравниться с тем, как мы плелись к больнице, но все равно раздражали. В трубке послушался мелодичный голос:

– Добрый день, вы позвонили…

– Соедините с Солнцевой! Немедленно! И чтобы без вопросов!

На той стороне опешили. Опешили настолько, что, судя по всему, переключили без вопросов. Ну а как иначе. Они же с такими психами, как я, работают каждый день. Небось, наученные. В трубке спустя минуту раздался прохладный и знакомый до тошноты голос:

– Да, я вас слушаю.

Зла, раздражена и бесконечно мне противна.

– Роддом на Севастопольской двадцать три. Они на операционном столе. Отслойка. Все плохо.

И я бросил трубку. Не потому, что я такой хороший или, наоборот, урод. Есть вещи, которые просто правильные. Они вне времени и пространства. Вне наших ошибок.

Они правильные. Если Рита и дочь могут умереть, то она должна знать. Обязана. Потому что одно дело из-за собственной тупости похоронить отношения с дочерью и совсем другое – осознать, что ты можешь ее потерять. Не в своем гребаном воображении. А по-настоящему.

Показалась клиника. Метров за пятьсот мы встали в пробку. Кинул водителю денег из кармана и вылетел из машины. Побежал. Кажется, я никогда в жизни так не бегал.

Я успею. Я успею как раз к тому моменту, как врач скажет, что все хорошо. Он скажет. Они обе будут в порядке. А потом начнется новая жизнь. Счастливая. Без долбаных до и после.

Влетел в больницу и лишь успел на ресепшене грубо сказать:

– Солнцева!

– Миша! Идем…

Ваня возник словно из ниоткуда. Вышел и дал мне халат. Я набросил его, поморщившись. Брат не заметил. Повел коридорами. Я шел за ним и молился.

Молился! Да я готов был на что угодно, лишь бы помочь им. Да только не знал как. И вот комната ожидания, дальше нельзя. Я хотел было, но меня грубо остановили. Лишь вышла молодая доктор. Она без приветствия сразу выдохнула:

– Два триста, сорок пять сантиметров, девочка. Сама задышала. Здорова, но недоношена, требуется обследование, она в кювезе.

Я сел. Сел на стул и закрыл лицо руками. Живая. Здоровая. Дочь.

Дышать было страшно, сердце остановилось реально. Я лишь выдавил из себя:

– Рита…

Она посмотрела на меня грустно:

– Еще оперируют. Не переживайте, сейчас смена самых лучших докторов. Вашей жене очень повезло, что она у нас. Они сделают все возможное и… И невозможное.

Но пока не сделали. Это повисло в воздухе, но я взглядом поблагодарил ее. Женщина понимающе посмотрела, а потом нахмурилась. Спросила:

– Что у вас со спиной?!

Я горько усмехнулся. Да плевал я на свою спину! Да только в больнице такое не прокатывает. Меня тут же окружили и под ошарашенными взглядами Вани стали обрабатывать.

Я всем своим видом говорил, что это лишнее, но врачи были неумолимы. Они утверждали, что так ждать будет куда спокойнее. В какой-то момент я не заметил, что дверь комнаты отворилась в очередной раз, но зашел не очередной доктор.

– Солнцева, Маргарита…