Читаем По мостовой моей души полностью

По мостовой моей души

Владимир Владимирович Маяковский , Тимофей Фёдорович Прокопов

— Польских поэтов у нас как-то не слышно; это значит, что я не знаю фамилий польских поэтов, работающих в России… Вот, пожалуйста, вам произведения Пастернака: «Лейтенант Шмидт» или «Сестра моя жизнь» — это вещи весьма значительные… Или драма Сергея Третьякова «Хочу ребенка!» — произведение первоклассной ценности… Это все наша писательская молодежь… Такому, как Кирсанов, не больше 20 лет… Фадеев, Уткин, Светлов, Сельвинский.

Здесь Маяковский продекламировал нараспев стихотворение Сельвинского под названием «Улялаевщина», начинающееся словами «Ехали казаки…»

— А Демьян Бедный?

— Пишет, пишет… Тиражи его доходят до 2 000 000 экземпляров. Его басни-сатиры облетели всю Россию… Кто, например, не знает его чудесной вещи, начинающейся со слов «Как родная меня мать провожала…» Или роль Демьяна на фронте… Наши солдаты боялись танков… Приехал Демьян Бедный и назвал танк попросту «Танька». Он высмеял орудие смерти, и так это разошлось, что «Танька» с уст не сходила. «Танька», «Танька» — чего ее бояться?

— Сидели ли вы в тюрьме?

— Сидел до революции. А теперь выступил несколько раз с чтением своих произведений в тюремных клубах…

Разговор переходит на другую тему.

— Как выглядит спорт в России?

— Растет. Интерес к нему большой.

— Новые песни?

— Есть новые, есть.

— Сатира?

— 50 процентов моей работы — это сатира… Мы направляем нашу работу на то, чтобы сделать ненавистной войну. Много талантов дает деревня.

— Как выглядит сибирская поэзия? — спрашиваю я и перечисляю ряд известных мне фамилий.

— Я мало ее знаю…

— А украинская? — Растет. Скажем, Шкурупий, Семенко, Тычина, Сосюра… И грузинская муза также поет… Шенгелая, Гогоберидзе… Из белорусских укажу вам на Коласа.

— Опера?

Маяковский смеется.

— Это для некурящих… Я не был в опере что-то около 15 лет. А Шаляпину написал стишок такого содержания:

Вернись теперь такой артистназад на русские рублики —Я первый крикну: — Обратно катись,народный артист Республики!

— А что слышно о Горьком?

— Ничего. Читают его рассказы.

— Не думает ли Горький вернуться в Россию?

— Не знаю… Спросите у него…Снова переключаемся на другую тему… В это время появляется фотограф, чтобы запечатлеть на пластинку облик русского гостя, Маяковский садится, позирует около стола…

Спрашиваю:

— Знаете ли вы польский язык?

— Нет. Только русский и грузинский.

— А каких польских писателей вы читали?

— Сенкевича, Жеромского, Струга.

— Что сейчас пишете?

— Работаю над произведением, посвященным годовщине революции.

Задаю еще один случайный вопрос:

— Имеются ли в России выдающиеся поэтические силы среди женщин?

— Не знаю выдающихся имен. Это явление характерно для творческого процесса русской революционной поэзии последнего времени. Женская муза притихла. Те, которые с песнями пошли вперед, забыли о слезах, любовных интригах при свете луны. Каждая поэзия имеет свою прозу, и наоборот.

Беседа с Маяковским подходит к концу.

— Долго ли вы здесь пробудете?

— Несколько дней…

Представитель ПЕН-клуба спрашивает, сотрудничают ли иностранные писатели в русских издательствах.

— Да, — отвечает Маяковский, — Дюамель, например, пишет…

— Так вы напишете о Польше и Варшаве по возвращении в Россию?

— Напишу.

— Хорошее или плохое?

Маяковский уклончиво улыбается…

<1927>