По найму

Теперь он не сердился на нее и от души желал ей счастья. Свято веря в то, что никому не вредно немножко пострадать, он, однако, делал исключение для леди Франклин. Пусть радуется, размышлял он. Впрочем, тогда имеет ли он право посылать письмо, которое разрушит ее счастье? Письмо было бомбой, так и не разорвавшейся в нужный момент, а теперь, после того как война окончилась, потерявшей всякий смысл. Ему было приятно думать о леди Франклин — чувство, которое совсем недавно было бы не только невозможно, но и непонятно для него, распаленного обидой. Теперь ему стало ясно, что она за человек. Увидев ее тогда с Хьюи и испытав от этого немалое изумление, граничившее с отвращением (как, спрашивается, она могла позволить этому мозгляку себя щипать?), он вместе с тем понял, что значил для нее этот тип. Невероятно, но факт: она его любила. Господи, до чего же она простодушна — глаза огромные, а не видят ровным счетом ничего! Неужели до нее так и не дошло, как он, Ледбиттер, к ней относится? Любая другая на ее месте уже давно смекнула бы, что к чему. Но она, похоже, ничего не поняла. Можно биться об заклад, что если Хьюи проявит хоть немного осторожности (или хотя бы не вляпается совсем по-глупому), она в жизни не догадается, что он завел любовницу. Ледбиттер не слыхал изречения «неведение — блаженство», но зато верил в спасительную силу декорума: собственно, его отношения с клиентами и основывались на том, что он «соблюдал приличия». Пускай же леди Франклин остается в неведении.

Зачем разрушать ее иллюзии? Ледбиттеру было не до высоких материй, и идея абстрактной справедливости его мало волновала, но, как и подобает истинному англичанину, он высоко ценил принцип «честной игры». Даже если забыть о его неприязни к Хьюи, которая, как он сам подозревал, диктовалась отнюдь не соображениями высокой морали, все равно противно сознавать, что леди Франклин должна была связать себя с человеком, который изменял ей с другой, да еще на ее же деньги. Нет уж — за жульничество надо уметь держать ответ. Но, с другой стороны, вдруг леди Франклин вполне устраивало такое положение? Правда, она и не догадывалась, как обстоят дела на самом деле, и, принимая видимое за сущее, была уверена, что Хьюи любит только ее. (Ей явно нравилось щекотание его бороденки, которую даже он, Ледбиттер, не рискнул бы назвать фальшивой.) Предположим, она узнает про любовницу — вдруг окажется, что ее это вполне устраивает? Ледбиттер уже имел возможность убедиться, что от нее можно ждать чего угодно: от «все, прощайте!» до «я обязана вам возвращением к жизни!». Кто знает, вдруг она не прочь делить мужа с другой женщиной, как на Востоке или у мормонов? Правда, Хьюи уже прощупал почву (удивительный наглец!) и в ответ получил решительное «нет», но так ли хорошо разбиралась она в своей душе?

В случае необходимости Ледбиттер легко сбрасывал путы прежних убеждений и отдавался новому порыву, а потому, решил он, Бог с ней, с честной игрой, пусть уж леди Франклин порадуется — но это возможно, если она выйдет замуж за негодяя Хьюи, что, между прочим, во многом зависит от того, пошлет или не пошлет он, Ледбиттер, это самое письмо.

Воображая леди Франклин в несчастье, да еще по его собственной вине, Ледбиттер сам начинал расстраиваться, а ее образ таял, исчезал, растворялся. Но когда он думал о счастливой леди Франклин (не важно, что это было за счастье и какой ценой приобретено), она послушно являлась на зов его воображения и в том самом облике, в котором ему хотелось. Правда, все эти образы были вариациями на все ту же тему: леди Франклин — его жена. Если бы только рассказать ей, что она для него значила! Но он не мог этого сделать, что добавляло ложку дегтя в бочку меда его фантазий. Тогда в Ричмонде он упустил свой шанс — не сумел совладать с приступом немоты, — и боялся, что, случись им встретиться еще раз, с ним произойдет то же самое.

— Вы задремали, сэр!

Его секретарь неизменно обращался к нему «сэр».

— Серьезно, Берт? Вообще-то иногда со мной это случается.

— И хорошо, что случается, иначе вы бы давно уже оказались в больнице.

— Ну ладно, хватит об этом.

— Я только повторяю, что говорят все. Вы так много работаете...

— Послушай, Берт, кто здесь хозяин — ты или я?

— Извините, сэр.

— В общем, чтоб я больше этого не слышал! Сколько раз говорить об дном и том же. Никто не звонил?

— Звонили.

— Кто?

— Леди Франклин, сэр.

— Леди Франклин? Что она хотела?

— Чтобы вы были шофером у нее на бракосочетании.

— Это точно? Почему же ты мне ничего не сказал?

— Я не хотел вас будить, сэр.

— Опять ты за свое! Она сама звонила?

— Да. Во всяком случае, голос был женский. Я сказал, что вы отдыхаете, а она сказала: «Ну тогда не надо его беспокоить».

— А ты и рад стараться. Она что, очень торопилась?

— Нет, сэр, она поинтересовалась, как у вас дела, и просила передать вам привет. И еще она спрашивала, как поживает ваша семья.

— Моя семья? Ну и что ты ответил?

— Я сказал: «Все живы-здоровы!» На всякий случай. Я решил, что она вас с кем-то перепутала, но зачем ставить клиента в дурацкое положение.