По направлению к Рихтеру

Играть эту вариацию надо так, будто никогда в рот не брал сладкого. Даже вкуса не знаешь. Хотя вы догадываетесь, как я люблю сладости.

О тринадцатой вариации(Первая тетрадь): Искры из глаз!!!

О четырнадцатой вариации(Первая тетрадь): Пере- ' смотрите «Большую жратву» Марко Феррери[215]. Помните, когда приходит машина и сбрасывает новые туши?

О десятой вариации(Вторая тетрадь): Как иллюстрация к пословице: «То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку». Юпитер в гневе, а человек… наг.

Об одиннадцатой вариации(Вторая тетрадь): Пальчики бегают…Но не по клавиатуре. Похоже на зуд, массаж спины.

О двенадцатой и тринадцатой вариациях(Вторая тетрадь): И тут — без излишней выразительности. Надо слушателю доверять: «Кто имеет уши слышать, да слышит!»[216]

Эту вариацию играть как бы женскими руками.

О четырнадцатой вариации(Вторая тетрадь): Все вышли на каток. Пусть Сокольники… Или как на «Зимнем пейзаже» у Брейгеля.[217]

Кто-то в конце обязательно должен шлепнуться — конечно же, я.

Никто так не писал снег, как Брейгель.

О рапсодии g-moll, op. 79 N-2

С этой рапсодией связан смешной сон. Я вызываю Брамса сразиться на шпагах. Подписываю приглашение… и жду. Он приходит не сразу. Голос недовольный:

— Зачем ты меня вызвал? Ты уже семнадцатый за сегодняшний день… Не даете спокойно поспать. Все время только и слышу… (поет начало д-moll'ной рапсодии). Вот написал на свою голову…

Об интермеццо e-moll, op. 119 № 2

У Юдиной хорошая статья, посвященная Брамсу[218]. Знаете, что она пишет об этом интермеццо? — «тревога, переходящая в дрожь»! А Е-dur'ный эпизод этого интермеццо связывает с Пушкиным: «Пора, мой друг, пора…» «Брамс не догадался бы о таком комментарии. Но это несущественно!» — заключает Юдина.

«Тревога, переходящая в дрожь» — правда, ведь замечательно?

Об интермеццо C-dur, op. 119 № 3

Песенка флейтиста-крысолова[219]. И я бы под такую музыку приплясывал.

Лист

О «Мефисто-вальсе» № 1 и сонате h-moll

Для меня это больше «Яго-вальс», чем «Мефисто». У Листа шекспировская высота. В лице Яго — все шекспировские злодеи.

В лирической части вижу, как Яго зависает над ложем Дездемоны. Эту часть нужно играть медленно, как бы не соединяя с предыдущей.

Нельзя ничего облегчать (это я про технику). «Скачки» играть сколь возможно быстро — даже если чуть-чуть «не туда». Важнее сжечь за собой мосты. И все больше ускорять. Остановка — гибель!

Вот соната для меня фаустианская. Но не первая часть «Фауста», а вторая. Мое любимое место — «маскарад» (перед возвращением главной темы). Кто на маскараде? — Странный букет, Почки роз, Ропот толпы, Бабья болтовня — это персонажи «Фауста».

Мне нравится ремарка: «Фауст сильно состарился». Гете говорил, что Фаусту в последнем акте — сто лет. Хорошо бы сыграть эту сонату… в девяносто лет!

Соната начинается и заканчивается «темой яда». Весь этот мрак в басах… Мне иногда кажется, что меня кто-то отравит.

Конечно, все субъективно. Самое главное прочитать «Фауста» по-немецки, а в сонате сыграть все ноты. Я, когда играл в Карнеги-Холл, только один раз «смазал». В глупом, совершенно нетрудном месте — просто «зацепил». Надо переписать эту ноту в Студии звукозаписи. Только не проговоритесь!

Об этюдах «Eroica» и «Wilde Jagd»

В «Eroica» человека надувают. Больше, еще больше… Сначала поза, потом уже гордыня. То есть в плане искушений он слаб — легко на все поддается. Обидно другое — что надувает какой-нибудь мелкий бесенок.

«Дикая охота» («Wilde Jagd») — испытание на темперамент. Надо броситься туда, как в кипящую смолу. Отпустить все зажимы — и с головой!

Куда броситься? В рояль — куда же еще?

Шопен

О четырех балладах (g-moll, op. 23, F-dur, op. 38, As-dur, op. 47, f-moll, op. 52)

Когда играешь их подряд, чувство, что поднимаешься в воздух, в какие-то слои атмосферы.

Четыре баллады — четыре неба.

Первая баллада — грешники, грешные души. Это все, что затянуто облаками. Середина очень страстная: каждый вспомнил про что-то свое, свой самый сладостный грех.

В Presto con fuoco подул ветер и тучи разогнал… В 68-ом году на Пражской весне была катастрофа. Так плохо в жизни не играл Первую балладу.

Поднимаемся выше, как на лифте — Вторая баллада. Это небо, которое портят самолеты. Я их ненавижу. Трели перед Agitato — я лечу в самолете и напиваюсь виски. Вы, кажется, один раз встречали? Помните, какой я был? Хорошенький…

Тоже в Праге, но в 60-ом году, — играл все четыре баллады. Не так уж плохо играл. Они не заметили, как кончилась Вторая баллада и не зааплодировали. А потом, когда вдруг кто-то начал, меня уже на сцене не было.