28 октября 1896 года Булатовича принял негус. Булатович просил Менелика, чтобы тот отменил свое запрещение преступать границы его владений. Негус считал, что путешествие в западные области Эфиопии грозит русскому офицеру неминуемой гибелью. До самого последнего времени населявшие эти земли галласские племена были независимы и постоянно враждовали с амхарцами. Теперь галласы покорены, но путешествие по новым землям небезопасно. Однако императору было известно, что в его стране рассказывали легенды о смелости и выносливости русского офицера. И он дал свое согласие на ото путешествие, но о Каффе, лежащей за границами его владений, не могло быть и речи.
Прощаясь, император пожелал русскому офицеру счастливого пути и вручил ему два письма — к дадьязмачам Демесье и Тасаме, через чьи владения Булатович должен был проезжать.
На следующий день небольшой отряд выехал из Аддис-Абебы по дороге, ведущей на запад. Поначалу продвигались медленно — приходилось часто останавливаться и поправлять вьюки на мулах.
С первого же дня Булатович ведет дневник. Он скрупулезно записывает все, что ему удается узнать. Его интересуют язык и одежда, обычаи, государственное устройство Эфиопии и ее географические особенности. Добытые сведения потом войдут в его книгу и составят первое в России подробное описание этой страны, которое и сегодня вызывает не малый интерес историков, географов, этнографов.
Во время путешествия Булатович не раз останавливался на ночлег в домах знатных амхарцев. Он описывает характер амхарца, сложный и противоречивый, как природа страны, где скалы и пропасти сменяются безбрежными равнинами, голая мертвая пустыня — непроходимыми тропическими лесами. Может быть, амхарец похож на француза — он восприимчив и талантлив? Да, но по своей практичности, по своим государственным спо собностям — он, несомненно, англичанин, по гордости — испанец, по любви к своей вере и мягкости характера и терпимости — русский. И ко всему этому амхарец очень храбр, хитер и подозрителен.
…В доме, окруженном высоким забором, царил полумрак, весело потрескивал огонь очага, а из глиняных сосудов, стоявших на огне, разносились острые запахи. Хозяин по случаю приезда гостя надел белую шамму-большой четырехугольный кусок бумажной матери. У себя дома каждый амхарец считает себя таким же полноправным властелином, как император в империи. Поэтому шамму хозяин надел так, как его делает негус Менелик — на манер римской тоги, оба ее конца закинуты за плечи и окутывают все тело. Но в присутствии высшего лица шамму носят иначе один ее конец юбочкой опоясывает тело, а другой живописно закидывается за плечи.
Голова амхарца была повязана кисеей, это дань моде так покрывает голову император. Под повязкой волосы хозяина заплетены в косу. Булатович уже знал, что коса у амхарца — это знак храбрости. Ее может носить только тот, кто убил слона, льва или человека.
Хозяин держал множество слуг и с гордостью перечислял гостю, кто из них чем занимается одни ведают приемами гостей, другие управляют домом и имением, секретарь ведет переписку. В доме соблюдали самый строгий этикет, и Булатович, наблюдая эту церемонность, заученность слов и движений, снова вспомнил императорский двор.
Жена амхарца оказалась молодой, красивой и очень кокетливой женщиной. Хозяин сообщил, что он — ее третий муж. Впервые она была выдана замуж двенадцати лет. Амхарцы относятся к формальностям брака очень просто. Жениху и невесте достаточно при двух свидетелях объявить, что они желают вступить в брак, и брак считается заключенным. Развестись в Эфиопии так же легко при двух свидетелях муж отпускает жену и отдает ей половины имущества, если, конечно, он не подозревает жену в неверности. Но, уличив жену в измене, муж имеет право безнаказанно убить и жену и ее любовника. Лишь после многих лет мирного сожительства супруги решаются вступить в церковный брак, который нерасторжим.
Свобода амхарки низшего сословия не ограничена. Булатович не раз наблюдал в Аддис-Абебе, как они запросто ходят по городу, на базаре собираются в шумные кучки и обмениваются нехитрыми новостями.
Хозяйка же дома принадлежала к высшему сословию и за это расплачивалась свободой. При «дворе» мужа ее стерегли евнухи, а во время поездок в город сопровождал конвой, обступая ее таким тесным кольцом, что сквозь него не проникал ни один посторонний взгляд.