По неизведанным землям Эфиопии

Тридцатитысячное войско с громоздким обозом шло по узкой тропинке и в день делало не более десяти-пятнадцати километров. Причем, когда головные части становились на отдых, арьергард находился от них в пяти-семи часах пути.

Вечерами на биваке рас обычно приглашал к себе офицеров. Александр Ксаверьевич любил такие вечера. В уютной палатке Вальде Георгиса, широкой, круглой, обитой зеленой материей, царил полумрак. Свет от длинной восковой свечи падал на лица раса и приглашенных, которые рассаживались кружком на ковре. Кухарки вносили кушанья и корзины с хлебом. И начинался оживленный разговор. В этой мужской компании уже не было ни начальников, ни подчиненных — только боевые товарищи, связанные одной судьбой. В палатке то и дело раздавался дружный хохот. Секретарь раса Ато-Мелк, красивый молодой человек, уже в который раз для всеоб щего удовольствия рассказывал о своих любовных приключениях. Казалось, что этих рассказов ему хватит до конца похода, как бы он ни затянулся. Слушая Ато-Мелка, снисходительно улыбался дадьязмач Балай. Не давно император лишил его всех владений за междоусобную войну и сослал в Каффу. От прежних богатств не осталось ни гроша, но Вальде Георгис ценил его храбрость, былую славу и потому кормил и одевал и самого дадьязмача, и его многочисленных слуг. У раса доброе сердце, и он понимал, что судьба не всегда справедлива к людям.

Рядом с расом его близкий друг Гета-Уали — огромный человек, обросший густой черной бородой. Это предводитель одного из самых воинственных мусульманских племен в области Уоло. Отправляясь в поход, Вальде Георгис известил Гета-Уали, и тот, бросив дом и семью, примчался в Андрачи.

Священник аба Вальде Мадхын в этой компании обычно молчал и лишь изредка кротко и тихо улыбался шуткам. Он худой, почти высохший, потому что даже в походе соблюдал все посты. Но, несмотря на внешнюю слабость, он проявлял исключительную выносливость при любых обстоятельствах. Его любили все — и рас, и офицеры, и солдаты.

Расходились поздно, когда лагерь уже спал — после трудных переходов солдаты к ночи валились с ног. Булатович пробирался к своей палатке в сопровождении слуги, который нес факел. Вокруг прямо на земле ле жали завернутые в белые шаммы, словно мумии, фигуры людей. Тишину лишь изредка разрывал крик мула или ночной птицы.

Теперь каждый день был похож на предыдущий. С утра разведывательный полк уходил вперед. Булатович наносил на карту дороги, опустевшие деревушки, реки, горные вершины. В полдень он устанавливал инструменты, и часто сам рас приходил, чтобы посмотреть, как «в трубе ходит небесное светило». Враг стал чаще тревожить войска paca, и после обеда к палатке русского офицера сходились раненые. Они терпеливо переносили все операции и перевязки.

Ежедневные разшедки были крайне утомительны. Разведчикам приходилось совершать двойные переходы, так как вечером они возвращались в лагерь раса и докладывали о результатах. Булатович предложил Вальде Георгису более дальние разведки, которые полезнее для правильного выбора пути, к тому же и люди меньше бы уставали.

Так и порешили. Наутро разведывательный полк покинул лагерь. Он должен был уйти на два перехода вперед и там дожидаться прибытия раса.

Остановились в урочище Шабали. Видимо, в этих местах проходила граница племени шуро. Все бежавшее со своих земель население собралось в долине реки, которую проводница называла не то Чому, не то как-то еще. Здесь, наверное, туземцы решили дать расу решительный бой.

Пленный старик шуро ничего не знал о землях, лежащих за хребтом на юго-востоке. То он утверждал, что там в двух-трех днях пути находятся богатые, густонаселенные земли, то говорил, что, кроме слонов, за хребтом живых душ нет. Видимо, там обитало другое племя.

12 февраля полк Габро Мариама отправился на разведку. Долина реки Чому была пустынна. Нещадно палило солнце, и люди с трудом продвигались вперед.

На следующий день утром полк подошел к горам, и вскоре невдалеке стали попадаться хижины туземцев. Добротные усадьбы прятались за высокими заборами, а вокруг расстилались хорошо обработанные поля.

Туземцы, завидев солдат, подняли тревогу и с криками ринулись навстречу. Солдаты не стреляли, а переводчик напрасно кричал туземцам, что солдаты идут к ним с миром. Туземцы не понимали ни слова на языке шуро, и вот уже камни градом полетели в солдат. Габро Мариам увидел, что сдерживать солдат бесполезно, — и конный отряд бросился на туземцев. Началась резня. Голые безоружные туземцы разбежались во все стороны, но от сабельных ударов и пуль им негде было укрыться. К небу поднялись столбы дыма — это горели хижины, в которых туземцы пытались спрятаться. Скоро в селении не осталось ни одной живой души кто смог, убежал, а остальных перебили. Рука солдата не останавливалась даже тогда, когда туземцы бросались на колени и, опустив головы до земли, покорно отдавались на милость завоевателей. Но милости не было. Ничто — ни приказ командира, ни угрозы офицеров — не могло остановить опьяненного кровью воина.