По обе стороны (очерки)

Все в жизни относительно. Случайный посетитель (особенно иностранец) наверняка счел бы тесным пространство, на котором наша семья жила первые восемь лет после моего появления на свет. Шестнадцать метров на троих и правда немного. Едва хватило, чтобы поставить в угол детскую кровать, подвесить тут же на стену небольшой секретер с откидной крышкой (он послужит письменным столом и вместилищем для учебников, когда я пойду в школу), пристроить под ним ящик с игрушками, сколоченный отцом. Занавеска на подвижной штанге отделяла мой угол от остальной комнаты: диван-кровать, раскладывающийся в случае прихода гостей стол, крошечный холодильник, подвесные книжные полки, три стула. Все было рассчитано с точностью до миллиметра – не даром оба родителя были инженерами. Я до сих пор удивляюсь, как люди справлялись с решением проблем, вызванных недостатком площади, ведь инженерами были далеко не все, и пресловутая норма 9 кв. м. на человека была такой же фикцией, как большинство показателей социалистической экономики. Мне самой пространство, на котором я росла, представлялось вполне достаточным, в нем помещалось все, что тогда составляло мой маленький мир. Мама, думаю, тоже чувствовала себя вольготно: ведь после того, как бабушка во второй раз вышла замуж, им пришлось шесть лет жить на тех же 16 кв. м. впятером.

Комната выходила в длинный коридор, и таких комнат, в каждой из которых обитала более или менее многочисленная семья, насчитывалось на этаже штук тридцать. Этажей было четыре. На каждом имелось по две большие кухни, одна в одном конце, другая в другом, там стояло несколько газовых плит, и каждая семья располагала шкафчиком для кастрюль и сковородок. Запах жареной рыбы смешивался с запахом накрахмаленного белья, которое кипятили в больших баках и сушили на натянутых под потолком веревках. Тут делились советами по хозяйству и кулинарными рецептами – и тут же по вечерам вспыхивали по поводу и без повода ссоры между измученными работой, дорогой и стоянием в очередях женщинами. Тут всегда можно было занять у соседки соли или попросить головку чеснока, и тут же слышались, в зависимости от обстоятельств, как веселые анекдоты, так и площадная ругань. На каждый этаж приходилось по два «общих» туалета с рядом умывальников, а на первом этаже или в подвальном помещении располагалась баня. Точно не помню: меня возили мыться к родственникам, которым незадолго до этого дали отдельную квартиру с горячей водой и настоящей ванной.

Зато хорошо помню коридор, составлявший часть моего Lebensraum. Как ни странно, он не был ничем захламлен: несмотря на крошечную жилплощадь и отсутствие подсобных помещений, жильцам строго запрещалось держать там какие бы то ни было вещи, что превращало его в отличный велосипедный трек. Коридор был такой длинный, что, кажется, я никогда не проезжала его до конца. Недавно выяснилось, что там было еще одно крыло, так называемый «профессорский корпус», где жили преподаватели Института нефтяной и газовой промышленности и куда я точно никогда не заглядывала. Когда я поделилась своим изумлением с мамой, она сказала:

– Естественно, что ты туда не ходила, в той части дома не было детей твоего возраста.

– Как это?

– Всех, кто мог бы их иметь, арестовали в 49-м.

Выяснилось, что в пресловутом 1949-м несколько соседей-десятиклассников решили устроить вечеринку. На которой кто-то рассказал анекдот, кто-то из слушавших настучал, и всю кампанию арестовали. Девочка, у которой происходило сборище, – единственная, о дальнейшей судьбе которой мама что-то знала, – была выслана в Казахстан, где ей пришлось выйти замуж за старого казаха, и больше она в Москву не вернулась. Маме было тогда шестнадцать лет, возраст, в котором разница в один год много значит, поэтому за малолетством ее на вечеринку не позвали. Если бы не это обстоятельство, она вполне могла бы повторить тюремную биографию своей будущей свекрови.

Для меня стало открытием существование ответвления в коридоре, который, как мне думалось, когда-то я знала как свои пять пальцев, но и мама узнала о некоторых, казалось бы, близлежащих вещах с опозданием на годы и десятилетия. Например, о том, что в небольшом особняке, чудом избежавшем изуродовавших город застроек и расположенном прямо напротив нашего дома, за белым оштукатуренным забором помещалась одна из секретных лабораторий НКВД-КГБ, где ученые-химики разрабатывали ядовитые препараты и испытывали их на подопытных зэках. Легковая машина с затемненными стеклами останавливалась перед постоянно наглухо закрытыми воротами, те открывались, пропуская машину во внутренний двор; через некоторое время она уезжала. Увозя заключенных или их трупы? Это происходило в сотне метров от дома, где мама прожила 19 лет.

– И ты ничего не знала?! И никто ничего не говорил?

– Никто. Все смутно догадывались, что лучше было вопросов не задавать.