По обе стороны огня (сборник)

– Пока будем опознавать курьера, поживешь у меня, – сказал Николаев Шаткову, цепкие глаза за стеклами очков неожиданно расплылись, сделались нечеткими, размытыми, Шатков никак не мог уловить их выражение. – Извини, если условия будут малость похуже, чем в этом кабинете, – Николаев, повел рукой в сторону камина, из которого едва приметно тянуло вкусным древесным духом, – но трехразовое питание из ресторана получать будешь. – Николаев наклонил голову, давая понять, что разговор окончен, добавил с ноткой некой хозяйской гордости: – Мои сотрудники еду тоже из ресторана получают.

Шатков уловил это, усмехнулся:

– Большое спасибо!

Николаев подхватил сказанное на лету, ответил в тот же миг, с такой же усмешкой:

– Большое пожалуйста!

Шаткова увели в подвал – в узкую, без единого оконца, комнату, в которой стояла кровать, накрытая полосатым пледом, к изголовью был прислонен дряхлый венский стул. Больше в комнате ничего не было.

– Небогато! – присвистнул Шатков и оглянулся на своих конвоиров.

– А тебе больше ничего и не надо, – жестко, отсекая дальнейший разговор, произнес человек с железным лицом – тот, что стоял у дверей, когда Шатков шел к Николаеву (Шатков его так и пометил у себя в мозгу: «Человек с железным лицом»), и добавил многозначительно: – И полагаю, что вряд ли понадобится. Понял?

Умные глаза его ощупали Шаткова с головы до ног.

– А то, что сдал пистолет – молодец! – неожиданно похвалил он.

– А если бы я вздумал этим пистолетом воспользоваться?

– Дохлый номер! Ты видел, какая у Николаева овчарка? Специально на таких умников, как ты, натренирована, – конвоир повысил голос и сильно толкнул Шаткова в спину: – А ну, на топчан!

– Я что, арестован?

– Хуже! – Он еще раз толкнул Шаткова в спину и поспешно отступил назад.

Шатков почувствовал, что человек с железным лицом выдернул на этот раз из кармана пистолет и теперь держит его в руке. Шатков оглянулся – так оно и есть…

– Знаешь, что главное в профессии двоечника? – спросил Шаткова конвоир.

– Стать троечником, – Шатков потянулся рукой, стараясь пальцами достать спину, поскреб ногтями по куртке, но до места ушиба так и не доскребся.

– Грамотный! – конвоир сдвинул в усмешке жесткие губы, с силой грохнул дверью, запер на ключ снаружи.

Затем Шатков услышал, что конвоир навесил на дверь замок, и присвистнул: ничего себе!

Часа через три Шаткову принесли на подносе еду – кусок вареного мяса, брошенный в тарелку без всякой подливки, несколько картофелин, соль, ломоть хлеба, стакан чаю. Еду принес человек, которого Шатков еще не видел – кряжистый, низколобый, бровастый.

– И долго я еще буду здесь сидеть? – спросил у него Шатков.

Человек ничего не ответил, молча запер дверь.

На ужин Шаткову принесли то же самое – видать, местный «ресторан» разнообразием блюд не отличался: вареное мясо, картошку, половину огурца и чай с хлебом. Шатков понимал, что происходит, понимал, что и резких движений ему сейчас делать нельзя – они только насторожат Николаева, одновременно он понял и другое – держать взаперти его приказал не Николаев, а кто-то другой, более сильный, стоящий на лесенке выше Николаева. Кто это был – предстояло выяснить. «Если, конечно, до того мне голову не свернут, – невесело подумал Шатков, – нравы здесь, как в Турции, где мягкой мебелью считается хорошо заостренный кол».

Выпустили его утром следующего дня, вывели во двор, сонного, небритого.

– Видать, есть у тебя бог, раз ты живой, – насмешливо проговорил парень с железным лицом. – Оберегает тебя. Я уж думал, что ночью запакуют тебя, утрамбуют в картофельном мешке и унесут в овощехранилище, чтобы не пахнул. – Оглядел Шаткова, похмыкал в кулак: – Ну и видок!

Шатков угрюмо покосился на парня, сказал:

– Не знаю тебя и знать не хочу! – окинул взором широкий, не по-осеннему щедро залитый солнцем двор, удивился про себя: вчера день был хилый, сопливо-серый, неприглядный, и земля в нем виделась неприглядной, сегодня же все преобразилось, расцвело ярко, пышно, своей краской заиграла каждая былка, каждый сухой кустик, каждый камешек, – улыбнулся тихо: а хорошая все-таки штука – жизнь! И то, что он жив – хорошо…

– Напрасно, напрасно ты так, – сожалеюще произнес парень с железным лицом, – грубостей я не люблю, за грубость тебе придется заплатить, – но Шатков не отозвался, покосился в другую сторону, отмечая, что есть на дворе, кто тут присутствует, что изменилось со вчерашнего дня, и двинулся к закутку Адмирала – в единственно живое место, куда он еще мог пойти, поскольку, как оказалось, только Адмирал в этой команде был человеком, все остальные люди были не люди.

Иномарок под навесом, что стояли вчера, сегодня не было – Николаев отбыл куда-то вместе с охраной. «Куда? – задал себе вопрос Шатков и ответил невесело: – На Кудыкину гору!» Он много бы дал сейчас, чтобы знать, куда уехал Николаев.

– А-а, заключенный номер один? – вытирая руки о какую-то тряпку, поднялся Адмирал.

– Почему номер один?