По обе стороны реки

Рыков развернул его за плечи, слегка подтолкнул в спину и, уже не скрывая улыбки, шутливо напутствовал:

— Ладно, иди, занимайся… «шеф»!

Спустя сутки он уже знал, что бабушка Николая Георгиевича Пузырева по материнской линии в девичестве носила фамилию Хабелова и была уроженкой небольшого курортного городка Цулукидзе, неподалеку от Батуми. Вычислить дальнейшие метаморфозы, превратившие криминального авторитета Пузыря в депутата Госдумы Хабелова Реваза Георгиевича, для Рыкова уже не составило труда…

* * *

— И сейчас этот человек вновь угрожает разрушить мою жизнь, и не только мою! Кстати, мы ведь и понятия не имеем, сколько еще жизней он сгубил и тогда, в начале 90-х, и за все, прошедшее с той поры, время! Вот я и хочу спросить вас, уважаемый батюшка, — в голосе Рыкова прозвучал едва заметный сарказм, — могу ли я взять на себя этот грех — избавить, в конце концов, от него всех нас? И тех, кто живет в нашей небольшой деревушке, и тех, чья жизнь и благосостояние зависит от него, как представителя верховной власти? Или опять ждать, пока его преступления заметит этот ваш «верховный судья»?

Священник с сожалением посмотрел на Рыкова и, подумав немного, негромко сказал:

— Вы никогда не задумывались, что означают известные всем слова: «Неисповедимы пути Господни»?

— Чего ж тут хитрого? — удивился Рыков. — Это всего лишь означает, что мы их не знаем — и что?

— Вы и правы, и неправы одновременно… — с кроткой и доброй улыбкой заметил отец Глеб. — А все дело в том, что пытаетесь найти сложное в простом, ищете толкование того, что уже растолковано. «НЕ-ИСПОВЕДИМЫ» — значит, не могущие быть поведаны нам, простым смертным! Господь не нуждается в исповеди, не нуждается в пояснении своих Божественных замыслов! А от нас требует лишь веры в то, что все замыслы Его направлены нам во благо. И даже если Господь изберет именно вас своим орудием, то вы вряд ли об этом узнаете. Поэтому прежде, чем совершить какой-то поступок, спросите себя: «А правильно ли я поступаю? Не умножится ли Зло от моего поступка?» Уверен, Господь подскажет вам правильный ответ!

Выслушав эту неожиданную проповедь, Рыков не выдержал и рассмеялся:

— Удивительный вы человек, батюшка! Излагаете как профессиональный психотерапевт! Вам бы свой консультационный пункт открыть — от клиентов отбоя бы не было!

— А у меня и сейчас от «клиентов», как вы выразились, отбоя нет! Да и какой еще пункт нужен, если уже храм стоит? Приходите, спрашивайте — помогу… На то мы, слуги Его, и назначены! — спокойно ответил отец Глеб. — Но, мне кажется, что-то еще беспокоит вас, верно? Спрашивайте, не стесняйтесь! Не так часто мы с вами встречаемся!

Рыков помедлил. Затем, преодолевая внутреннее стеснение от «неудобного», как ему казалось, вопроса, который намеревался задать отцу Глебу, спросил:

— Я, вот, много раз слышал, особенно в первые годы этой «перестройки», что, мол, все беды наши — это наказание за, как вы выражаетесь, «грехи наши тяжкие»… Ну, за те годы, что мы жили при советской власти, при коммунистах… И теперь, мол, должны, как в истории с пророком Моисеем, сорок лет «ходить по пустыне», «пока не умрет последний рожденный в рабстве» — то есть, при прежней власти!

На последних его словах отец Глеб удивленно вскинул брови, но промолчал, ожидая, пока Рыков прямо задаст свой вопрос.

— Уже прошло двадцать лет — фактически, половина этого срока! — а я — да, думаю, и вы тоже — наблюдаю только ухудшение жизни наших людей. Но, если бы только ухудшение! Одновременно стремительно рушатся нравственные и моральные устои, падает культурный уровень, а все запросы сводятся к одному — как можно больше потреблять! И все эти нынешние «пророки» и «мессии», помимо прежних наших духовных и моральных устоев и принципов, всячески стараются стереть даже самую память о том, как мы жили раньше! Тех, кто еще помнит нашу прежнюю жизнь и способен отличить правду ото лжи, остается все меньше, а молодые уже просто ни о чем другом, кроме собственного — материального, в первую очередь! — успеха не задумываются. Вот и получается, что эти сорок лет нужны нашим «перестройщикам», чтобы полностью истребить в нашем народе все прежние духовные ценности, низвести его до примитивного уровня материального потребления — фактически, до животного уровня… Так кого же вы будете учить морали и нравственности еще через двадцать лет? Когда уже никто и представлять себе не будет, что это такое! В чем здесь этот ваш пресловутый «замысел божий»?

— Я понял вас, дорогой мой Леонид Альбертович! — на лице отца Глеба появилась неясная улыбка. — И, конечно же, отвечу! Но, давайте по порядку… Что касается истории пророка Моисея, то здесь, сын мой, у вас в голове просто настоящая каша образовалась! И, в первую очередь, от незнания! Видите ли, в Ветхом Завете, где описана эта история, нет ни слова о «рожденных в рабстве». А те сорок лет странствий и мучений, на которые Господь обрек их, вызваны вовсе не стремлением истребить в них какую бы то ни было память о рабстве. Вы спросите, тогда зачем Он сделал это? Что ж, послушайте…