По образу и подобию

Ну, половина всех людей как будто испытывает врожденный страх перед змеями. (А обезьяны, например, испытывают такой врожденный страх все поголовно.) Большинство таких механизмов не может проявиться в силу воспитания, полученного в человеческом обществе. Когда с помощью их пытаются объяснить убийства из ревности, да и вообще убийства, это вызывает прежде всего улыбку. Только у психически неполноценного, ненормального человека действие инстинкта не может быть остановлено. И вот здесь мы подходим к границам психологии и психиатрии, через которые сейчас победно переходят этологические принципы. Д. Плог, видный западный психолог, считает, что у шизофреников распадаются приобретенные формы поведения и высвобождаются инстинктивные реакции, протекающие у психических больных, как у животных. И инстинктивный страх оказывается сильнее доводов ослабевшего разума.

Животные выступают здесь как модели не просто людей, а больных людей. (Недаром почти все пишущие о прирученных шимпанзе сравнивают их с сумасшедшими за резкую, преувеличенную мимику и жестикуляцию.)

Но если уж говорить об использовании моделей в психиатрии, то надо сразу сказать, что гораздо чаще в этой роли выступают люди. Какие люди? Обычно врачи и ученые. Верные науке настолько, что они готовы погружаться временно в сумасшествие, ставя опыты на себе. Видите ли, свести человека с ума не так уж и сложно для современной химии. Иногда это получается у него даже «нечаянно». В конце второй мировой войны в расположенных во Франции американских военных госпиталях произошло что-то внешне очень похожее на эпидемию сумасшествия. Поражала она только раненых, притом совершено независимо от характера ранений. А врачи и медицинский персонал оставались здоровыми.

Врачи нашли причину болезни — отравление. В госпиталях использовали лечебный гормон адреналин, который в результате слишком долгого хранения частично превратился в адренохром. Молекулы адренохрома оказались ядом для нервной системы.

Несколько лет назад в швейцарском городе Базеле ученый А. Гофман выделил новое жидкое вещество и во время опыта нечаянно проглотил ничтожное количество этой жидкости. И… на несколько часов сошел с ума. Гофман получил во время опыта кислоту, условно названную ЛСД-25. Достаточно одной десятитысячной грамма этой кислоты, чтобы здоровый, полный сил человек на 5–10 часов впал в бредовое состояние.

Невольное знакомство человека с веществами, оказывающими такое воздействие, началось задолго до событий, о которых здесь написано. Писатели древней Греции и Рима упоминают о травах, вызывающих безумие. Результаты исследования спорыньи, в которой нашлась толика ЛСД-25, заставили ученых вспомнить средневековые процессы ведьм, стоившие жизни сотням тысяч людей. Нередко несчастные, посланные инквизиторами на костры, без всяких пыток «сознавались» в совершенно немыслимых преступлениях. Может быть, значительную часть их составляли невольные жертвы спорыньи, особенно сильно заражавшей в ту пору хлеба.

Но если безумие можно искусственно вызвать химическими веществами, то нельзя ли это использовать в интересах медицины?

В десятках лабораторий мира нашлись смельчаки, добровольно принимавшие ядовитую кислоту ЛСД-25, чтобы на самих себе изучать различные формы психических заболеваний. Были найдены опытным путем лекарственные вещества, излечивавшие как обычные, так и искусственно вызванные психические болезни.

В основе всех этих фактов лежит высокая чувствительность мозга к химическим веществам. Многие ученые пришли к выводу, что безумие — в основном проблема химических изменений, происходящих в мозгу. Но сейчас нас интересует не сама основа процесса, а его роль для создания модели безумия.

«Модель» излечивается сама собой, в силу обмена веществ коварный яд мозга постепенно выводится из организма. Если лекарственные средства ускоряют возвращение человека-модели к обычному состоянию — значит, они должны помочь и обычным больным.

Одно из таких лекарств — аминазин, иногда называемый еще хлорпромазином. Он действует на совсем небольшое число нервных клеток, разбросанных понемногу в ряде нервных клеток. Это удалось выяснить в лаборатории П. К. Анохина. Конечно, тоже с помощью модели. Но в ее роли выступил уже, разумеется, не человек, а кролик.