По образу и подобию

Метод структурного изучения завоевал себе в естественных и точных науках не только прочное, но и господствующее положение. В лингвистике он занял немало ключевых пунктов. А в последние годы под знаменем его началось завоевание литературоведения. И вовремя. Чего греха таить, каждый из нас помнит «шедевральные» школьные сочинения. А ведь они являют собой в конечном счете доведение до абсурда вполне научного метода исследования, когда отдельно разбираются эпитеты и метафоры, когда изучаются вырванные из текста фразы и абзацы. В живую ткань стиха врезается скальпель. Такое исследование прозы и поэзии, согласитесь, не всегда может достичь цели.

В связи с этим Ю. Лотман вспоминает о словах Льва Толстого в адрес критиков, пытавшихся «разъяснять» «Анну Каренину». Великий писатель сказал, что если бы ему было нужно дать такое разъяснение, пришлось бы заново писать тот же самый роман.

Новые структурные методы литературоведения встали на стражу цельности понимания произведения.

Из предыдущей главы вы уже знаете, что в языке слова служат знаками; знаете и то, что искусство — знаковая система. Но в ней за отдельный знак принимается не слово, не фраза, даже не абзац и не строфа стиха — знаком считается все произведение. Слова разжалованы до ранга внутренних единиц, элементов знака.

Тут, пожалуй, не лишне процитировать стихи Ильи Сельвинского:

Все девки в хороводе хороши,
Здесь кажется красавицей любая —
Как эта, в красном, пляшет от души!
Но вытащи на свет ее: рябая.
Не так ли и строка стихотворенья?
Вглядишься — не звучна и не стройна,
Вернешь ее стихиям — и она
Вся пламя, вся полет, вся вдохновенье!

Вы уже познакомились со множеством моделей. Некоторые из них я даже старался описать довольно подробно. Но не было еще ни одной модели «живьем», целиком во всей ее красоте. Пора исправить этот недочет.

Вот пожалуйста:

Отвертки крутят головы винтам,
На кухне все от примуса в угаре,
Будильнику не спится по ночам,
И он мечтает о хорошей паре.
Дрова в печи поют, как соловьи,
Они сгореть нисколько не боятся.
И все пылинки только по любви
На этажерки и шкафы садятся.

Чем это коротенькое стихотворение Феликса Кривина не модель действительности? Модель ее фрагмента. Модели действительности и «Гамлет» Шекспира и «Война и мир» Льва Толстого. Структура и элементы каждого произведения искусства уподобляются структуре и элементам действительной жизни. Герои напоминают живых людей, взаимоотношения между ними отражают взаимоотношения в обществе. Недаром вечно сравнение книги с зеркалом. Вспомните хоть восклицание Стендаля в «Красном и черном»: «Эх, сударь! Роман — это зеркало, которое направляешь на проезжую дорогу». Недаром же самый, пожалуй, суровый приговор для книги: «Так в жизни не бывает».

Впрочем, надо оговориться, что и книга, заслужившая такой приговор, не перестает от этого быть моделью действительности. Она остается моделью, но неверной. Вспомните, что модель не только подобие объекта, но и то, что рассматривается в качестве подобия, пускай неправильно.

Самое же, пожалуй, удивительное то, что произведение искусства моделирует не только наблюдаемую автором действительность. В романе и двустишии отражается и личность создателя, ее структура и элементы. По «Войне и миру» можно судить ведь не только о жизни русского общества в XIX веке и о человеческих мыслях и чувствах вообще; в романе ясно видна идеология Л. Н. Толстого, его представление о месте человека в обществе и т. п.

Модели науки переделываются заново, вытесняя одна другую. Модели искусства, если они верны для своего времени, остаются верными и для следующих поколений. Гениальное открытие Резерфорда, созданная им модель атома, представляет сегодня только исторический интерес. Но скульптуры Фидия дали место рядом с собой скульптурам Родена и Антокольского, ни на йоту не потеряв своего значения мировых шедевров.

Но, конечно, не только в этом различие между теми моделями, что применяют искусство и наука. Впрочем, сначала о сходстве, сходстве в решающем. И там и тут модели — средство познания мира, отображение, имитация действительности, заместители ее. И там и тут непременная черта модели — упрощение, абстрагирование от второстепенных деталей. Только в искусстве, повторяю, об этом говорят, как о создании типических и обобщающих образов и типичных ситуаций.