По острию греха (СИ)

Я выхожу одновременно со щелчком выключателя и замираю, не решаясь ступить ногой на ковёр из бараньих шкур. Сотни свечей разной высоты кутают предметы мягкой позолотой. Они везде — на столе, на полу, даже в топке камина. Жгут мосты и мысли, когда Стрельников, глядя мне в глаза, поддевает руками края своего свитера и медленно сантиметр за сантиметром открывает моему оторопевшему взгляду поджарый торс.

— Встань напротив зеркала, — просит он, оставшись в одних штанах.

— Почему именно там? — спрашиваю тихо. — Я всё равно не смогу увидеть, что ты рисуешь.

Золото мелких завитков поглощает ступни зыбучими песками, с каждым шагом вбирая посторонние мысли.

— Спина подсознательно самая уязвимая часть тела. Тебе будет легче расслабиться, если ты будешь точно знать, что я делаю.

Первое время его гулкое дыхание просто греет затылок, стекая успокаивающим теплом по напряжённым конечностям. Я же дышу жадно, как после долгого бега, напиваясь вдосталь головокружительным ароматом мужского тела. Есть ощущение сюрреализма. Чёткое осознание действительности, но другой, непривычной, насыщенной. Той, действительности, которая столько времени кряду расцвечивала мои сны.

Наши взгляды тонут друг в друге в отражении зеркала и когда он склоняет голову, смешивая краски на палитре, а затем подносит кисть к правому плечу, я почти уверена, что готова.

А вот ни грамма.

Быстрые влажные мазки, спускаясь к лопатке, рябят в крови порывами скорой бури. Поднимаются к щекам приливами жара. Плещутся внизу живота плавленым свинцом. Сонату нашего учащающегося дыхания и золотой полумрак нарушает лишь треск запретов. Вновь сладкий сон, покоривший реальность и в нём я чувствую себя уверенно. Свободно настолько, что вслед за продвижением рисунка к пояснице, сама отпускаю зажатые в руках концы ткани.

Простыня падает в унисон протяжному выдоху Дамира, взметая вверх сладкий запах лаванды. Он опускается на колени.

Взгляд в зеркале вопрошающий, мой одурманенный кивок и пламенный танец кисти продолжается. Я пытаюсь угадать, что он изображает на ягодицах, но мысли рассыпаются. Единственное, на чём получается сконцентрироваться — это гудящая в сосудах жажда, когда длинные пальцы, пробравшись под тесемки стрингов, стягивают к щиколоткам последний остов моей добродетели.

— Сядь, — звучит резко, вымученно, будто приказ. Но мне нравится. Всё нравится.

Дамир отходит в сторону и я устраиваюсь на прохладном стуле. Он, зажав в зубах кисть, опускается между моих ног. Лихорадящий взгляд насыщенным до чёрного ультрамарином блуждает по полушариям груди.

Во рту пересыхает, кровь и та, кажется, искрит. Сильная рука рывком притягивает меня к рельефному торсу, от которого пышет жаром как от хорошо натопленной печи.

Он подаётся чуть ближе. Я чувствую мягкое прикосновение кисти к соску и судорожно втягиваю носом воздух. Вздрагиваю всем телом как от разряда тока. Глаза закрываются сами собой. Ворс скользит, едва дотрагиваясь кожи, по животу, вдоль талии, спускается к разведённым коленям, а следом влажные следы холодит чужим дыханием. Изощрённая, немыслимая в своей жестокости ласка кружит голову так сильно, что не будь подо мной стула, я рухнула б к его ногам и была бы счастлива.

Дамир порывисто прячет кисть и палитру под стул, затем осторожно, и уже целенаправленно поочерёдно дует на соски, заставляя их болезненно съеживаться. С моих губ срывается жалобный стон, когда покалывающие отголоски истомы разлетаются под кожей. Уже не осознавая до конца своих действий, всем телом двигаюсь вперёд и, запрокидывая голову, запускаю руки в его волосы. Мягкие пряди прохладой скользят между пальцев, нагнетая томление, но Дамир резко встаёт с колен. От хлынувшего по венам разочарования я, кажется, разбиваюсь вдребезги.

Распахиваю глаза и тут же захлёбываюсь шквалом эмоций, потому что он, немигающе глядя мне в лицо, расстёгивает штаны, открывая моему взору всю запредельную мощь своего желания.

— А вот теперь смотри в зеркало.

Позволив поднять себя со стула, полуосознанно разглядываю багровые лепестки королевских лилий, густо оплетающие талию, льнущие книзу живота, тянущиеся к груди. И это так красиво, что дух захватывает.

— Как живые…

— Ещё нет, — шепчет Дамир, заходя мне за спину.

Снова дёргаюсь, когда его руки, наконец, обхватывают меня под рёбрами, мгновенно лишая остатков связных мыслей. Нервы натягиваются хрустальными струнами, вспарывают сердце каждым изломом, прошивают внутренности, заставляя содрогаться от тянущей под кожей боли. — Не закрывай глаза. Вот теперь смотри, как ты прекрасна… смотри как прекрасны мы…