— Да бросьте рассказывать нам сказки, — презрительно перебивает меня та, что первой начала говорить. — Здравомыслящая и нормальная девушка, — с каким же удовольствием она интонацией выделила слово «нормальная», — никогда так поздно не пойдёт в магазин, да ещё и одна.
— Так она не одна пошла, — внезапно раздаётся позади меня голос, который заставляет вспомнить, что вообще-то я приехала сюда с попутчиком.
Лица у всех четверых вытягиваются, когда они перемещают взгляды мне за спину.
Я тоже оборачиваюсь.
Громов довольно неторопливо поднимается по ступенькам. Дойдя до меня, замирает позади и укладывает обе руки мне плечи.
Чувствуя ком в горле, снова смотрю на этот нежданный квартет.
Поступок мужчины меня не просто удивил, он ввёл меня в ступор.
Жест мужчины словно говорит, что я под его защитой.
— Мы можем войти в квартиру и поговорить там? — скривившись, спрашивает полицейский. — Хотелось бы всё-таки прояснить кое-какие моменты.
Я лишь киваю, выдвинувшись к двери.
Без рук Громова, исчезнувших сразу же, как только я сделала первый шаг, становится как-то холодно и неуютно.
— Жень, открывай. Это я, — стучу костяшками пальцев по двери, уверенная, что брат находится в коридоре, стараясь услышать, что происходит на лестничной площадке.
Дверь резко и широко распахивается.
Женька виновато, но в то же время облегчённо смотрит на меня. Отступает назад, а я прохожу вперёд. Остальные следуют за мной.
И как только за последней женщиной закрывается дверь, все незваные гости разом начинают говорить.
От неожиданности я теряюсь, чувствуя, как Женька испуганно прижимается ко мне, стоя за моей спиной.
Поднимается такой гомон, что хочется зажать уши.
Я половины не понимаю, растерянно переводя взгляд то на одного, то на другого. Кажется, меня обвиняют в том, что я безответственная и что шляюсь где-то по ночам с непонятными лицами, видимо, имея ввиду Громова. Даже угрожают, что заберут брата и составят какой-то акт.
— Послушайте, — Громов даже голоса не повышает, но произносит одно-единственное слово так жёстко и твёрдо, что все разом замолкают и переключают внимание на него. — Мы разговаривали с Юлей по телефону, когда она упомянула, что закончился хлеб, а значит, завтракать придётся без него. Я был недалеко и предложил проводить её до магазина. Если уж кто и виноват, то только я, что она ушла. И давайте начистоту: её брат не пятилетний ребенок, которого опасно оставлять одного в квартире буквально на двадцать-тридцать минут.
— Я… никуда не поеду, — надломлено шепчет брат, но все его прекрасно слышат. — Юль, не отдавай меня… им… — чувствуется, что Женька на грани истерики.
— Юля, уведи брата и успокой его, — невозмутимо говорит Громов мне. — А я пока поговорю с представителями органов власти.
У меня даже мысли не мелькает о том, чтобы его ослушаться.
Пихаю брата в сторону комнаты, слыша возмущённые выкрики за спиной:
— Мужчина, да что вы себе позволяете?!
— Кто вы вообще такой?!
Последнее, что удаётся расслышать, это всё такой же спокойный тон Громова, интересующегося у гостей:
— Наверное, мне всё-таки стоит позвонить адвокату и…
Окончание предложения я не услышала, так как в этот момент закрыла за нами с Женькой дверь.
— Юль, прости меня. Я обещаю… я больше никогда… — брат еле говорит, трясясь от страха. В глазах слёзы.
Смысла ругать его сейчас нет никакого. Хотя и хочется. О, как же хочется наорать на него, а ещё лучше — дать подзатыльник, чтобы своими необдуманными и глупыми поступками не подставлял нас так.
Впрочем, чего уже думать об этом. Всё самое плохое уже произошло, так что…
Я просто обнимаю его, крепко прижимая к себе и гладя по голове.
Я единственная опора и поддержка брата. Надеюсь, что у меня получится воспитать его так, чтобы когда-нибудь и он стал мне тем плечом, на которое я смогу в любой момент опереться.
— Тише, Жень. Никто тебя не заберёт у меня, — бормочу торопливо, крепко зажмуриваясь, чтобы не показать ему, как сама близка к тому, чтобы разреветься.
Я в это не особо верю, но приходится уверенно лгать, чтобы брат успокоился и не дрожал так сильно.
Господи, пожалуйста, пусть у Громова получится как-то с ними договориться!
Женька постепенно перестаёт трястись, а меня вот уже по какому кругу за этот вечер начинает колотить. Сейчас это выглядит так, словно я забрала на себя дрожь брата.
Я продолжаю говорить что-то успокаивающее, совершенно не прислушиваясь к тому, что творится в коридоре. Даже не понимаю, сколько времени проходит, прежде чем слышу громкий стук захлопнувшейся входной двери.
Резко замолкаю, после чего, выпустив брата из своих объятий, с недоумением смотрю в сторону комнатной двери.
Она открывается, и на пороге появляется Громов.
Тяжёлым, нечитаемым взглядом осматривает нас с братом.
— Они ушли, — отрывисто говорит мужчина, заходя в комнату.
— Как… ушли? — на выдохе растерянно задаю вопрос я, жутко смущаясь от его взгляда, остановившегося на моём лице. — Совсем ушли? — мой голос полон надежды.