По остывшим следам

– Полагаю, что нет, ваше высокоблагородие. Чайкин – он кто? Выдающийся в своем деле человек. Первый клюквенник, слава на всю Россию. А Комов? Так, подать, подержать…

– Как и когда ты познакомился с Героевым?

– В январе тысяча девятьсот четвертого года. Чайкин с семейством только переехали в Казань. Я уж тут жил, из Мариуполя убежамши. Собственно, по моей наводке Чайкин сюда и залез. Церквей много, есть где поработать. И вот подсел ко мне в «Восточной Баварии» человек. Гляжу – наш, блатной. И серьезный, сразу видать. Говорит, дело есть, а о тебе сказали, что сам хваткий и родственник у тебя будь здоров. Что за дело, спрашиваю. Он и объяснил. – Шиллинг перевел дух и продолжил: – Я, конечно, сначала в испуг. На такой образ руку поднять! Поймают – народ в клочья разорвет, до полиции не доведут. Но рассказал Федору. А тот не я, он сразу загорелся. Тыщами пахнет! Ну и… обклеили мы это дело.

– Героев, стало быть, из Казани никуда не уехал, так и живет здесь с тех пор?

– Надо полагать.

– Это он Вареху сюда привел?

– Да. Они с Варехой, Шиповым и Бухаровым по каторге знакомы. Только Иона сидел сперва на Сахалине, а те в Нерчинске. Как началась война с японцами, самых опасных на материк перевели. И Героев оказался в Алгачской тюрьме. Бежал оттудова один, раньше всех, и достиг, значит, Казани. В начале девятьсот четвертого. Тут осел, а нынешней весной вызвал остальных. Ну и заняли они Казань, навели тут свои порядки. Кто был против, тех зарезали.

Алексей Николаевич решил, что допрос пора заканчивать. Для первого раза достаточно.

– Василий Константинович, ты встал на правильный путь, молодец, – сказал он доброжелательным тоном. – Теперь с него не сходи. Запиши свои показания, вот тебе бумага и чернила. Грамотный, надеюсь?

– Грамотный, в отличие от Чайкина, – похвалился вор.

– Содержать тебя станут в тюремном замке, в одиночной камере. Для твоей же безопасности. Понятно?

– А можно не в замке? Там боязно. Лучше в каком отдаленном месте.

– Я его в Пороховую слободу запрячу, – предложил Никита Никитич. – Там мой приятель Савинский служит надзирателем. В околотке съезжая, крепкая. Стоит внутри завода, за военным караулом, просто так не войдешь.

Лыков одобрил эту идею. Он написал распоряжение от своего имени, сославшись на полномочия, данные по открытому листу. И Делекторский повез арестанта в завод.

Но перед этим сыщик переговорил с околоточным один на один. Он сказал:

– Спасибо, Никита Никитич, что вы так ловко мне подыграли.

– Да я и не подыгрывал.

– Что, действительно готовы были Шиллинга огнем жечь?

– Понадобилось бы для дела – конечно.

– Вы это серьезно?

– Алексей Николаевич, бандиты с ворами должны читать это в моих глазах. Иначе толку не будет.

– Вам полицмейстер ничего не говорил?

– Говорил. Про избыточную жестокость и все такое.

– И вы с ним не согласны? – настойчиво расспрашивал Лыков.

– Нет, не согласен. Есть люди, а есть преступное быдло. Их жалеть нечего, они сами никого не жалеют.

– Никита Никитич, тут мы с вами расходимся. Пока вы подчинены мне, приказываю: больше никакого насилия! Только с моего ведома.

– Слушаюсь, – принял официальный тон надзиратель. Но не удержался и добавил: – Но мое насилие дало результат!

– С каинским мещанином – да. И с трусоватым недалеким Шиллингом тоже, не спорю. А Оберюхтина вы так же будете лупить?

– Чем же он лучше других?

– Опыта у вас еще не хватает, – констатировал сыщик. – Есть люди, с которыми подобные штуки не проходят. Вы можете забить Иону до смерти – он вам слова не скажет. Зато подаст жалобу в прокурорский надзор, и у вас будут большие неприятности.

– У меня? Из-за бандита?

– А вы как думали?

– Алексей Николаевич, я же георгиевский кавалер, двумя крестами награжден. И жалоба какого-то гнуса перевесит мои подвиги?

– Запросто. Вы недавно служите в полиции и еще не обжигались. Вот ювелир Максимов, которого осудили по делу о краже иконы. Тутышкин его избил, и что? Уволился на время со службы. Ему все сошло с рук, но потому лишь, что ювелир не подал на него форменной жалобы. А прожженный уголовник Оберюхтин такого шанса не упустит.

Надзиратель обескураженно молчал. Сыщик продолжил:

– Мы еще вернемся к этой теме не раз, а сейчас езжайте в Пороховую слободу. Вернетесь – ищите меня в прозекторской военного госпиталя. Будем дознавать убийство смотрителя.

– А Вареха с товарищами?

– Это юрисдикция Казанского полицейского управления. Мы с вами занимаемся похищением чудотворной иконы. Не забыли? Хорошо, конечно, что удалось помочь Васильеву обезвредить такую опасную банду. Но теперь обратники в тюрьме, и нам пора вернуться к своим делам.

– Слушаюсь.