По поводу одной машины

Он кладет руку на стопку заказов — в подтверждение своих слов и чтобы прикрыть шифр «С» — «Склад». Он и сам не знает, откуда привалило столько. Как бы, там ни было, а приказ явно идет вразрез с железным принципом: ни в коем случае не накапливать задела. Рибакки терялся в догадках; он кое-что подозревал, могло быть и так, но проверить трудно. Единственный, не подлежавший сомнению, хотя и неопределенный вывод сводился к следующему: наверху что-то затевают.

Делегация возвращается в цех. Одни с сияющим видом, словно восстановление сорокачетырехчасовой недели — их личная заслуга. А кое-кто (например, Брамбиллоне), хмурясь: если на заводе что-то происходит, что на первый взгляд кажется бессмыслицей, то это еще вовсе не значит, что так и есть на самом деле — просто до смысла трудно доискаться.

XXV

Последние несколько дней Марианне чудится, что «Авангард» издает какие-то непривычные звуки. Не сразу после утреннего туалета, когда он наращивает скорость и выдает первые десять, двадцать, тридцать метров кабеля, а немного погодя. Марианна уверяет себя, что «Авангард» ни при чем, что ей это чудится. Но ближе к обеду посторонний шум слышен отчетливо. После обеденного перерыва он исчезает или слышится временами, чуть-чуть. По мере того как за окнами вечереет, шум усиливается. Это стало правилом: к концу дня шум усиливается и уже больше не пропадает. Откуда он исходит, сказать невозможно. Стоит Марианне сойти с места, как он перемещается чуть подальше к краю машины. Какой он? Трудно сказать. Возможно, вращающаяся масса где-то слегка деформировалась и задевает за протектор. Нет, вряд ли. Может, вывалился болт или шурупчик и гремит внутри? Или просто ослаб и, выдаваясь больше обычного, за что-то задевает? И это маловероятно. А что, если при смене катушек домкратом помяло?

Скоро пять. За окном — густой туман, поэтому смеркается раньше, чем обычно. Опять этот шум… Не очень сильный, но со скрежетом.

Марианна принимает решение:

— Сварщик!

В цеху она зовет Сальваторе не иначе, как сварщиком.

Он подходит, толкая перед собой каталку с аппаратом для автогенной сварки — будто тележку вдоль дамбы или вдоль межи.

Марианне нравится, что в облике владельца мотороллера угадывается хлебопашец. Ей это представляется гарантией… Гарантией чего? Ведь если она и выйдет замуж, то не за Сальваторе, а за человека лет сорока, вроде Берти, только не такого немощного и повыше ростом.

Сальваторе удивился: «Авангард» работает. Он осматривает машину. На ходу он видит ее впервые.

Марианна: — Я тебя позвала, чтобы спросить, что это за странный шум, как по-твоему?

Сальваторе (прислушавшись): — Я ничего не слышу.

— Не слышишь? Повернись другим ухом!

— Что я должен услышать?

— Боже ты мой! Что-то стучит, стучит, а что это может быть, я не знаю…

— Никакого шума нет. — Потом — Марианна…

— Молчи. Сейчас гораздо слышнее.

— Может, ты… не знаю, как сказать…

— Что — как сказать?

— Не знаю, как это говорится. Может, у тебя…

Сальваторе обескуражен, удручен. Молчит. Потом вдруг нашел нужные слова и обрадовался:

— …расшалились нервы? — Точно: расшалились нервы.

— Марианна. — Надеюсь, ты не станешь меня уверять, что я все это придумала?!

— Я так не говорил.

— Нет, говорил. А теперь струсил и увиливаешь.

— Я думал…

— А ты не думай! Так будет лучше.

— Я все время об этом думаю. Даже по ночам.

Марианна (в отчаянии): — Кроме всего прочего, ты еще и глухой! Глухой, как тетерев!

Сальваторе (мягко): — Почему ты не остановишь машину? Разве ты не слышишь, что обрыв?

Марианна (нажимая красную кнопку и отводя рычаг): — Раз есть обрыв, паяй! Ты ничего другого не умеешь. И заткнись! Очень ты мне нужен, деревенщина!

Вот как она его отделала. Выдала ему по первое число, поставила на место. Теперь между ними все кончено. Сальваторе склонился над оборвавшейся проволокой. Он делает свое дело. А сам нет-нет, да и глянет на Марианну. Успокоился. Благодарен, что она перестала его дергать, оскорблять. Да что же он за человек? Разве это мужчина? Еле ворочает пальцами. Медлителен до ужаса. Недоразвитый. Умственно, физически — всяко. Нет, она не права: каждое движение его точно рассчитано, одно следует за другим четко, без колебания. Даже теперь, после того как он выслушал от нее столько оскорблений. Под конец он опускает глаза, ощупывает проволоку— проверяет, нет ли утолщения на месте спайки. Закончив, он не поднимает глаз (раньше, бывало, ликвидировав обрыв, он взглядом как бы спрашивал: «Правда, я все сделал быстро и хорошо?»). Сейчас он выпрямляется, но глаз не поднимает.

Марианна: — Давай договоримся! Я больше знаться с тобой не желаю. Делай что тебе положено и уходи!