По поводу одной современной повести

Если героиня – двушка неглупая, то горькою насмшкою надъ всемъ высокимъ и благороднымъ должны были показаться ей посл всхъ краснорчивыхъ рчей его увренiя въ необходимости умренности, тихаго и кроткаго отношенiя къ существующимъ интересамъ общества, въ безполезности ломки, въ безполезности борьбы. Дйствительно, положенiе нелпое – торчать ото всхъ особнякомъ; пальцами начнутъ указывать, на смхъ подымутъ, возненавидятъ! Только зачмъ же говорить было противное и возбуждать благородный энтузiазмъ въ двушк? – неужели чтобы втоптать его потомъ въ грязь? Зачмъ онъ уврялъ ее, что можно жить нашей такъ – называемой дйствительностью, и не признавать ее; при полной невозможности борьбы – замкнуться ото всхъ и никого не допустить до души своей; что можно имть понятiя, которыхъ никто не иметъ, и не заботиться, что пошлая, давящая дйствительность не признаетъ ихъ; что можно наконецъ весь вкъ ни одному человку на свт не сказать чмъ вы живете, и кончить жизнь такъ; что на голову и на сердце контроля нтъ? А тутъ пришлось съёжиться, обособиться, притвориться, что и ты такой же человкъ, какъ вс. Иначе простымъ людямъ нельзя жить на свт; неужели запрещено устроить простое, мщанское счастье? мильоны живутъ съ единственнымъ призванiемъ – честно наслаждаться жизнью. Вотъ въ томъ – то и дло, что вы сами простые люди. Зачмъ же играть роль героя, человка вышедшаго изъ толпы, какимъ вы кажетесь или желаете казаться по своему развитiю? А такъ какъ вы дйствительно принадлежите къ «лучшимъ людямъ», то мы требуемъ, чтобы вы слова свои доказали дломъ и не прятались бы трусливо въ толпу, не прикрывались бы юродствомъ, когда дошло дло до доказательствъ. Не запрещено устроить простое, мщанское счастiе и удовлетвориться имъ, только не вамъ, потомучто искреннее сознанiе ваше, чувство собственнаго достоинства не должны допустить васъ до этого. Не выразись такъ глубоко убжденiя его въ боле серьозныхъ, въ боле широкихъ требованiяхъ отъ жизни, мы примирились бы съ нимъ, мы не могли бы поступить иначе по слабому развитiю его умственныхъ способностей и силъ душевныхъ; но на мщанскомъ счасть мы примириться не можемъ. Вдь мщанское счастье состоитъ въ принятiи средствъ, формъ жизни за цль ея. Хорошо устроенная домашняя обстановка, правильное полученiе дохода или ренты, безмятежное самодовольствiе, невозмущаемая ничмъ, покойная съ комфортомъ жизнь составляютъ идеалъ, цль мщанской жизни и мщанскаго благополучiя. Можетъ ли примириться съ такой цлью герой нашъ? Еще разъ повторяемъ: мы не романтики. Мы знаемъ, что современный герой ходитъ не Гамлетомъ, не Альмавивой, а во фрак или въ форменномъ сюртук и въ резиновыхъ калошахъ; мы ратуемъ не противъ поэтической обстановки, а противъ несостоятельности внутренняго содержанiя. Смшно было бы требованiе наше, чтобы герой ходилъ въ атласныхъ панталонахъ и бархатномъ плащ. Человкъ, высоко развитый и съ самыми благородными требованiями отъ жизни, въ нашъ вкъ живетъ повидимому какъ вс люди, какъ живутъ мщане. Но это только вншняя форма, обстановка, а не сущность, не идеалъ, который внутри въ груди его, который не позволяетъ ему заснуть, остановиться, удовлетвориться нетолько формой, но и настоящимъ содержанiемъ, и постоянно шепчетъ душ его вчное впередъ. Не смйтесь надъ этимъ словомъ идеалъ. Это не задумчивая два – миньона, не луна, не романтическiя юношескiя грезы, хотя и въ этомъ нтъ ничего смшного: нтъ, это вс т благородныя, возвышенныя, широкiя стремленiя, живущiя въ груди человческой отъ его созданiя и появленiя на земл, которыя онъ осуществляетъ въ наук, искуств, жизни; они освщаютъ и согрваютъ мысль его и чувство, рождаютъ готовность на самоотверженный поступокъ, на геройскiй подвигъ. Эти стремленiя не удовлетворятся картинами и канделябрами, пальмой и кактусами, коврами и рзной мебелью, серебромъ и фарфоромъ, мраморомъ и дорогими бобрами, ни даже шкатулкой, туго набитой банковыми билетами. Человкъ сытъ, одтъ, обутъ, хорошо и тепло помщенъ, онъ ходитъ въ оперу и музеи; а дальше что? Буржуа говоритъ: дальше ничего дйствительнаго, а начинаются бредни и утопiи; цль достигнута, идеалъ осуществленъ, низведенъ на землю изъ мысли человческой. Но есть страдающiе и голодные, забитые и измученные, погрязшiе въ невжеств и утратившiе человческое подобiе! «Для примиренiя со всмъ этимъ – говоритъ буржуа – есть мщанская филантропiя и ея заведенiя» и т. д. и т. д. Много подымается въ душ злобы и жолчи отъ подобнаго ршенiя заплывшаго жиромъ и душевнымъ спокойствiемъ мщанскаго мозга, а вы совтуете примиренiе, принятiе факта, объясненiе причины! Я вдь не противъ этого говорю: можно свтлою мыслью познать, объяснить, любящимъ, кроткимъ сердцемъ простить, можно безвыходной апатiей, безнадежнымъ отчаянiемъ и совершенною утратою вры примириться… я понимаю это; можно согласиться даже ожидать другого времени для борьбы съ тми фатально повидимому сложившимися преградами, легшими бревномъ посреди дороги и заслонившими пути къ дальнйшему движенiю впередъ: я и это допускаю; только не принимать дйствительность, пошлую и безобразную, за воплощенный идеалъ, не видть конечной цли въ простомъ, мщанскомъ счастiи. И это вовсе не означаетъ лзть въ герои въ томъ смысл, какъ это принимаютъ. Будто для подвига, для геройскаго поступка непремнно необходимы подмостки, съ которыхъ герой видне для окружающей его толпы! Безъ сомннiя слава – могущественный мотивъ для развитiя и увлеченiя; жажда ея – одинъ изъ великихъ и священныхъ рычаговъ для подвига; но и она не можетъ быть исключительною цлью. Цль – это я самъ, мое сознанiе, мое достоинство, мои желанiя и стремленiя вс вмст, невыключая ни одного, – идеалъ. Весь мiръ – мой, для меня, а не я для него; простое мщанское, формальное счастiе – для меня; семья и собственность, наука и искуство, общество и государство – все для меня, а не я для нихъ. Дальше этого прометеевскаго желанiя, захватывающаго все мiрозданiе, мысль идти не можетъ; тутъ предлъ. Можетъ – быть это самообольщенiе, гордыня духа человческаго; но пусть явятся силы, которыя оспаривали бы у человка господство надъ всмъ его окружающимъ, вс такъ называемыя фатальныя, неизбжныя силы, окружавшiя, давившiя, мучившiя его съ самаго дтства: незадумываясь вступитъ онъ съ ними въ титаническую борьбу и все побдить всемогущимъ своимъ разумомъ. А вы совтуете остановиться на примиренiи!.. но тогда вдь не будетъ побды. Проведите вашу мысль и кротость до конца – вы ужаснетесь той бездны, куда влечетъ это примиренiе; человкъ низойдетъ на степень животнаго.