По поводу одной современной повести

Правда, что на одномъ его поведенiи до того времени, когда двушка становится его невстой, нельзя еще составить себ окончательнаго мннiя о несостоятельности этого господина предъ вопросами жизни, отсутствiи въ немъ энергiи и характера, когда приходится не краснорчиво разглагольствовать, а длать дло; многiя черты и свойства его требуютъ еще опредленiя и уясненiя; на чемъ основано его собственное примиренiе – намъ еще неизвстно. Послдняя сцена даетъ на все это отвты, и своей неожиданностью, противорчiемъ съ идеаломъ, сложившимся въ голов нашей о геро, возмущаетъ насъ. Либо герой, говоримъ мы, вовсе не таковъ, какимъ онъ представленъ намъ, либо не могъ онъ такимъ пошлымъ образомъ примириться съ дйствительностью. Онъ обманулъ насъ. Мы не вримъ даже словамъ его, что онъ не нашолъ цли своего существованiя, что онъ человкъ безъ призванiя, что онъ выдлился изъ толпы, чтобы потеряться. Я удивлюсь только, почему съ такимъ отвращенiемъ говоритъ онъ, что не пошолъ бы служить по откупамъ. Тутъ – то и есть все ршенiе. Разумется, что какъ развитый, какъ «лучшiй человкъ», онъ сталъ чернорабочимъ не ради процеса самаго труда, – нтъ, а изъ высокаго чувства самоуслажденiя своей собственностью и слдующею за нею независимостью. Руководитъ имъ даже не любовь къ труду, а любовь къ деньгамъ. Отношенiя его къ служб тже что школьника къ уроку. Мы прибавимъ отъ себя, что тже отношенiя его и ко всему прочему въ жизни. Урокъ лежитъ въ голов: вотъ падежи, плюсы, хронологическая цифра, французскiй глаголъ… а школьнику что за дло до всего этого? Урокъ самъ по себ, а школьникъ самъ по себ. Да это – то и возмутительно, что школьникъ самъ по себ, а его урокъ самъ по себ: это – то и показываетъ наше малодушiе, нашу неспособность, что мы не умемъ поставить предъ нимъ граматики и ариметики такъ, какъ салазки напримръ, къ которымъ онъ привязанъ душевно и которыя для него не сами по себ, а они для него и онъ для нихъ. Я не идеалистъ, я не люблю сантиментальности, не съ высоты романтическихъ облаковъ смотрю на хлбъ насущный, на тепло, на жилище, на поденьщину, – но ничего изъ этого не признаю за конечную цль всего сущаго. Безъ хлба насущнаго, безъ тепла и жилья нельзя развиться; но хлбъ насущный, тепло и жилье еще не развитiе. Вопросъ этотъ ясенъ для всякаго поденьщика; какимъ же это непостижимымъ образомъ «лучшiй человкъ» нашего общества такъ превратно относится къ нему? Пролетарiй, это грустное порожденiе нашего времени, человкъ, добывающiй хлбъ насущный всевозможнымъ трудомъ, долго сбирающiй собственность и въ одинъ незаработный годъ проживающiй ее, возбуждаетъ все наше сочувствiе, но не ршаетъ вопросовъ, мучащихъ насъ. Матерьялисты станутъ смяться, назовутъ насъ мечтателями, утопистами, – они спросятъ насъ: какiе же это вопросы, которые непремнно, во имя человческаго достоинства, не смютъ покидать человка, если онъ не хочетъ потерять право на наше уваженiе? Ну хоть напримръ тотъ, чтобы герой нашъ, убжденный въ невозможности никакого нравственнаго развитiя безъ удовлетворенiя матерьяльныхъ потребностей, не примнялъ бы эту аксiому къ одному себ, а во имя любви и справедливости приложилъ ее ко всмъ неимущимъ и страдающимъ. О, тогда не примирился бы онъ такъ легко съ своими сомннiями, не ршалъ бы ихъ съ такою увренностью сомнвающейся двушк. Намъ напоминаетъ это ршенiе жизненныхъ вопросовъ другого героя, который объяснялъ ихъ каплями яда отравленной жизни, упавшими на любимую имъ женщину, которая посему приготовленный имъ рай не находила достаточно блаженнымъ. «Чт'o въ томъ толку, что ты неглупъ и силенъ, что любишь работать? сказалъ бы онъ себ: но куда пошли твои силы?» Не удовлетворила бы его тогда благонравная чичиковщина, благочестивое прiобртенiе, домостроительство, стяжанiе и хозяйственные скопы! Не тянулъ бы онъ въ это пошлое, мщанское болото любимой женщины, не противорчилъ бы самому себ, когда звалъ ее вмст на борьбу, на осмысленiе жизни всесогрвающею силою любви и преданности!