По правилам и без (СИ)

— Ты знаешь правду: твой отец любил Машу. А еще они с Костей общались достаточно хорошо, чтобы он познакомил этих двоих… Вот уж не знаю, если честно, какой именно был расклад — я тогда еще под стол пешком ходил. То ли Алексей был таким уж нерешительным, что так и не зашел дальше прогулок, то ли еще что, но любовь его стала со временем безответной — мой любимый братец покорил сердце юной девицы. Дошло все до того, что она забеременела — у нас в семье почему-то всегда дети рано появляются, только я — исключение во всех смыслах. Потом свадьбу сыграли, и, как я понял, на этой самой свадьбе твой папа был свидетелем, а мама — свидетельницей, и, закономерно, закончилось у них все так, как закончилось. Сначала молодые семьи между собой общались, потом как-то поубавились отношения, особенно у Маши и Елены. Костя со студенческим другом так и продолжали общаться, тем более что Алексей стал работать у отца: тогда ему как раз нужны были специалисты. А пять лет назад… — Кирилл на секунду замолчал, а потом посмотрел мне в глаза. Все-таки, необычные у него глаза, смотрят в самую душу, пленяют и не дают отвести взгляда, — Степан Новиков познакомился с невесткой своего противника и влюбился с первого взгляда. Может, конечно, и не совсем влюбился, но Маша так крепко завладела его мыслями, что сначала он всячески пытался ее охмурить обычными методами, а потом, потерпев неудачу, перешел к методам преступным. И…

— Ее убили, — тихо закончила я. — Вот почему отец тогда бросил все и уехал…

— Не смог находиться рядом с тем, кто не уберег когда-то любимую им девушку, — подтвердил мои догадки мужчина. И все, что он говорил, был правдой — такое не придумаешь, да и незачем. Все, кроме одного.

— Не когда-то любимую, — слова получились тихими и даже жалкими. — Он любит ее до сих пор, несмотря на то, что ее уже нет…

— Он и тебя любит, Рита, и маму твою. Поверь, мне незачем тебя утешать.

Пусть даже он и лгал — от этих слов стало легче.

— Кирилл… скажи, почему ты вот так вот просто рассказываешь то, что, по сути, мне знать не положено? — не спросить я не могла. Надеялась понять этого человека чуть лучше, что ли. Надеялась — это ключевое слово, ставшее мне в последние дни родным.

— Если ты в это влезла, значит тебе следует знать, из-за чего это все происходит, — спокойно ответил мне Кирилл. — К тому же, с чего ты взяла, что я рассказал тебе все? Есть еще кое-что, что имеет огромное значение, но лично с тобой никак не связано. Но, даже если бы это имело непосредственное к тебе отношение… Даже Дима не знает. И если первым узнает кто-то другой, он не просто обидится — это будет форменное предательство, — он взял оставленную племянником пачку сигарет, вытащил одну, закурил — у него была своя зажигалка, изысканная и чертовски дорогая. — Это, что, восьмерка? Надо с ним поговорить, что ли, — затянувшись и чуть поморщившись, сказал он. Затянулся еще раз, стряхнул пепел в каменную пепельницу и положил туда сигарету, впрочем, не выпуская из пальцев. — Можешь ему так и сказать. Если он поймет, с чем связан самый большой Костин секрет, и спросит прямо, брат никуда не денется, ответит. Только я не могу даже намекнуть: обещание и все такое, знаешь ли.

Он снова затянулся. А я только и смогла сказать тихое «спасибо».

— Слушай, ты же у нас мастер всяких головоломок и прочего, — вдруг произнес мужчина, когда я уже подумывала о том, чтобы уйти. Он не спрашивал, а утверждал. — У меня к тебе будет одна задачка… — поднялся, прошел к полочке, на которой стояли лишь часы, семейная фотография и фарфоровая статуэтка — грациозная белоснежная леди. Он бережно взял эту статуэтку и поставил передо мной. — В ней есть секрет, который я не могу разгадать уже почти два года. Может, у тебя получится?

— Не знаю, никогда с таким не сталкивалась, — честно ответила я, взяв статуэтку в руки. Такая хрупкая, такая холодная и, в то же время, нежная… — И даже не слышала, что статуэтки бывают с какими-то тайниками.

— Я, если честно, тоже, — Кирилл тяжело вздохнул. — Но, как видишь, такая вот уникальная вещица сейчас перед тобой. Только, пожалуйста, не разбей.

— Хорошо, — признаться, ответила я уже на полуавтомате: эта странная вещица вдруг заполонила все мои помыслы, как и любая другая стоящая загадка. Подумать только, я уже и забыла это прекрасное, непередаваемое чувство тайны, которую тебе нужно разгадать, и теперь настолько погрузилась в него, что едва не пропустила мимо ушей слова Кирилла.

А, может, ему показалось, что я уже давно не с этим миром, и он заговорил (перед этим снова закурив), надеясь, что я не услышу или хотя бы не пойму, — но, судя по всему, ему просто надо было это сказать.