Читаем По правилам и без (СИ) полностью

— Все это, конечно, так, — выслушав племянника, задумчиво проговорил Кирилл Викторович, — но в одном ты не прав. Ты не сломаешь эту девочку, даже если будешь вести себя, как последняя тварь. И сам потом будешь по ней умирать, если сделаешь неправильный шаг. Или если так и продолжишь сидеть и ныть.

— Знаешь, Кирилл, ты иногда совсем не такая сука, как обычно кажется, — с улыбкой, это было слышно по голосу, ответил Дима.

— Фи, племянничек, — притворно скривился мужчина. — Сколько тебе говорил не ругаться! Вдруг у меня сейчас дама?

— Дама? — с насмешкой уточнил парень. — Очень смешно.

— Отчего же? Не смешно. Особенно тебе. У меня в спальне, припав к щели между дверью и дверным проемом и внимательно слушая все твои слова, сидит прекрасная Марго собственной персоной.

Дима резко подскочил. Я так же резко отскочила от двери, насколько это можно было сделать сидя на полу.

Что, черт побери, творит этот человек по имени Кирилл Воронцов?!

_________

*Человека привязывают так, что он не может пошевелиться или пошевелить головой, и в полной темноте ему на лоб медленно капает вода, где-то по капле в минуту. Через какое-то количество времени он сходит с ума.

Глава 14. Кирилл Воронцов


— Рита?! Здесь?! — Дима резко рванул к двери, но застыл, услышав смех. Этот странный смех словно заставил все замереть — даже само время.

— Шут-ка, — раздельно проговорил Кирилл Викторович. — Кстати, ты на секунду обрадовался. Хотел бы, чтобы она услышала твои откровения, чтобы не пришлось еще раз подбирать слова. Признайся в этом хотя бы себе.

— Хренов ты психолог, убить бы тебя за такие шутки, — в сердцах воскликнул парень и, не сказав больше ни слова, покинул квартиру. А я так и осталась сидеть возле кровати, обхватив колени, пока Кирилл Викторович собственноручно не поднял меня и не усадил в то самое кресло, в котором всего минуту назад сидел Дима.

— Зачем вы так? — спросила наконец я. — Это… жестоко.

— Это правильно, девочка, — неожиданно серьезно ответил мужчина. — Он получил ответы на свои вопросы, да и ты тоже. Провокация — часто единственный способ достучаться до кого-то. Во всяком случае, до моего дубоголового племянника. И, знаешь что, Марго, называй меня просто Кирилл и на «ты», не такой уж я и старый.

Признаться, я ожидала этого. Ожидала и боялась, и дело тут не в привитых принципах, вернее, не только в них. Это трудно объяснить, но это… пугает, что ли. Но противиться глупо и невежливо.

— Как скажете… скажешь, Кирилл, — без имени сейчас можно было обойтись, но мне захотелось сразу же попробовать назвать его по имени. И, что удивительно, это оказалось пугающе просто, как словно бы он был не дядей моего ровесника, а его старшим братом.

— Вот, видишь, это просто, и гораздо более удобно, чем мучиться с отчествами, — Кирилл Вик…. Кирилл улыбнулся, причем на этот раз на удивление тепло. — Хочешь чаю? Кофе не предлагаю — тебе от него сейчас стоит отказаться.

— Да, если можно, черный и без сахара, — успокоившись хоть немного, сказала я с улыбкой.

— Это правильно — пить чай без сахара, — поднимаясь с дивана, ответил мне мужчина. — Сахар портит вкус, зубы и фигуру.

— Я помню, вы… ты говорил, — я снова улыбнулась, правда Кирилл этого уже не видел — он скрылся в кухне, оставив меня одну. Только сейчас я заметила на столике пачку Kent’а, явно принадлежащего Диме: его дядя курит другие сигареты, гораздо дороже. А под пачкой лежала зажигалка в железном корпусе, на котором был выгравирован дракон. И вот уж не знаю, зачем, но я тут же взяла эту зажигалку в руки, словно бы она еще помнила тепло ладони Димы. Железо было холодным. Она не помнила.

Зато помнила я. Помнила тепло его холодной ладони, помнила то спокойствие, которое принесло прикосновение, помнила ту боль… и я никогда не забуду, просто не смогу забыть обычное прикосновение. Хотя, какое обычное: никто никогда так не сжимал мою руку. И ни из-за кого другого я никогда так не мучилась.

А эта зажигалка… всего пару минут назад он держал ее в руках, вот так вот откидывал крышку, зажигал ее. И огонь совсем не горячий: по нему можно провести пальцами и не обжечься. Холодные слова Димы обжигают гораздо сильнее. И его прикосновения — огонь просто не может так жечь.

— Надеюсь, ты не откажешься от печенья.

Я дернулась, словно была поймана с поличным. И совершенно неосознанно сунула зажигалку в карман.

Кирилл не заметил — или просто сделал вид, но весьма мастерски. Дожили, Рита, теперь еще ты клептоманкой стала…

— Спасибо, — неловко поблагодарила я, тут же ухватываясь за чашку. Разумеется, там кипяток, и, разумеется, я об этом забыла… Хорошо хоть, разлила не на себя, а на стол. И только тогда заметила, что у меня, оказывается, руки трясутся.

— Расскажи подробнее, что все-таки произошло, — вытерев небольшую лужицу салфеткой, наконец спросил Кирилл. При этом рядом со мной волшебным образом появился уже знакомый стакан воды и две темных таблетки. Не иначе как мое «любимое» успокоительное, которого я за свою недолгую жизнь перепила столько, что вспомнить страшно.

Отказываться было глупо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Собрание сочинений. Том 1
Собрание сочинений. Том 1

Эпоха Возрождения в Западной Европе «породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености». В созвездии талантов этого непростого времени почетное место принадлежит и Лопе де Вега. Драматургическая деятельность Лопе де Вега знаменовала собой окончательное оформление и расцвет испанской национальной драмы эпохи Возрождения, то есть драмы, в которой нашло свое совершенное воплощение национальное самосознание народа, его сокровенные чувства, мысли и чаяния. Действие более чем ста пятидесяти из дошедших до нас пьес Лопе де Вега относится к прошлому, развивается на фоне исторических происшествий. В своих драматических произведениях Лопе де Вега обращается к истории древнего мира — Греции и Рима, современных ему европейских государств — Португалии, Франции, Италии, Польши, России. Напрасно было бы искать в этих пьесах точного воспроизведения исторических событий, а главное, понимания исторического своеобразия процессов и человеческих характеров, изображаемых автором. Лишь в драмах, посвященных отечественной истории, драматургу, благодаря его удивительному художественному чутью часто удается стихийно воссоздать «колорит времени». Для автора было наиболее важным не точное воспроизведение фактов прошлого, а коренные, глубоко волновавшие его самого и современников социально-политические проблемы. В первый том включены произведения: «Новое руководство к сочинению комедий», «Фуэнте Овехуна», «Периваньес и командор Оканьи», «Звезда Севильи» и «Наказание — не мщение».

Вега Лопе де , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Михаил Леонидович Лозинский , Юрий Борисович Корнеев

Драматургия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги