Действия Миронова вызвали к нему враждебное отношение со стороны начальства. Военный министр писал наказному атаману, что обер-офицер Миронов своими действиями оказывает отрицательное влияние на нижние чины, и предлагал представить материалы на его увольнение со службы. Уволенный, Миронов остался без средств к существованию. Так царское правительство расправилось с одним из героев русско-японской войны, который за участие в военных действиях и проявление мужества был удостоен 4 орденов. Лишь под давлением общественности ему была предоставлена работа в земельном отделе управления Войска Донского, а затем должность рыбного смотрителя Донского водного хозяйства.
В первую мировую войну Филипп Кузьмич Миронов вновь призывается в армию. За умелое руководство кавалерийскими подразделениями и личную храбрость в боях он получил несколько боевых орденов, чин войскового старшины (подполковника) и был назначен помощником командира 32-го Донского казачьего полка 3-й Донской казачьей дивизии. Получив известие о свержении царя Николая II, Ф. К. Миронов по своей инициативе объехал полки дивизии и договорился о проведении митинга, а затем потребовал от командира дивизии князя Долгорукого провести парад, посвященный этому знаменательному событию. Под звуки «Марсельезы» [117] казаки дивизии отпраздновали день победы народа над прогнившим режимом царской России.
Участники митинга потребовали выборности командного состава, удаления из армии контрреволюционных элементов. Тогда войсковой старшина Ф. К. Миронов был избран командиром 32-го Донского казачьего полка и вопреки приказу командира дивизии увел своих казаков на поддержку Советской власти в город Александровск (ныне Запорожье).
В 1918 году в слободе Михайловка Миронова ввели в состав ревкома Усть-Медведицкого округа в качестве заведующего военным отделом. И казаки 32-го Донского казачьего полка стали революционным ядром многих станичных и хуторских Советов округа. В станице Платовской и близлежащих хуторах организаторами Советов стали С. М. Буденный и О. И. Городовиков. Трудящиеся крестьяне и казаки приветствовали установление Советской власти на Дону.
Это особенно следует подчеркнуть, так как атаман донского правительства Каледин, получив первые сообщения о восстании в Петрограде, тут же разослал во все концы телеграммы - и Временному правительству, и в ставку главковерха, и Совету Союза казачьих войск, и общефронтовому казачьему съезду в Киеве, атаманам всех казачьих войск и казачьим частям, заявляя, что войсковое правительство считает «захват власти большевиками преступным и совершенно недопустимым». Каледин сообщал, что войсковое правительство ввиду чрезвычайных обстоятельств «приняло на себя всю полноту исполнительной государственной власти в Донской области», и не сомневался, что все казачьи войска объединятся «в деле спасения России».
Таким образом, еще в начале ноября 1917 года в Новочеркасске царские генералы при поддержке Каледина приступили к формированию из офицеров и юнкеров так называемой Добровольческой армии. А 7 декабря к призывам донского правительства в Петрограде присоединился Совет Союза казачьих войск и принял следующую резолюцию: «Казачество издавна представляет демократическую земельную общину, где проведено полное народовластие. Казачество не делится на классы угнетателей и угнетенных. В казачестве вся земля с ее недрами принадлежит всему войску, как целому. Установившийся казачий общественно-экономический быт с его идеями подлинного демократизма не должен возбуждать агрессивных [118] действий со стороны центральной государственной власти, кому бы она ни принадлежала, хотя бы как ныне, представителям большевизма. Казачество, направившее всю свою энергию в данное время на устроение краевых дел, не питает намерений вторгаться в область борьбы за государственную власть и никаких шагов вив своих областей в этом направлении не делает…»
В той же резолюции Совет Союза казачьих войск заявил, что «казачество ничего для себя не ищет и ничего себе не требует вне пределов своих областей; но в то же время, руководствуясь демократическими началами самоопределения народностей, оно не потерпит на своей территории иной власти, кроме народной, образуемой свободным соглашением местных народностей без всякого внешнего и постороннего давления…».
Но казачьи части, возвращавшиеся с фронта, несли в станицы правду о Советской власти, ее декретах. И на станичных сходах нередко принимались наказы делегатам войскового круга следующего содержания: «Выразить недоверие и презрение атаману Каледину за преступный заговор и явное сопротивление народной власти».